Людмила Дудка - Стрелы ангелов. Рассказы

Он вспомнил некстати, что постоянно сравнивал Юльку с училкой – ну, просто рок какой-то! В дневнике у него каждую неделю эти дурацкие тупые записи: «Не учил, не готов к уроку, сорвал урок». У, как батя кипел! Стыдно за сынка было, а вот маман поддерживала сына, тоже не любила школу, даже на выпускной вечер они с отцом не пришли: мать категорически отказалась, а отцу одному идти вроде как и неудобно.

Ночь, кажется, подошла к концу – за окном порозовел рассвет… Санька обратил внимание, что за несколько часов выкурил почти пачку сигарет – это уже перебор! Чего это он так расклеился?! Подумаешь, кругом придурки! Будет и на его улице праздник! Обязательно будет…

Звонок разбудил Михаила, который поспешил с телефоном в прихожую, чтобы не тревожить жену и детей:

– Да. Кто это? Ты, Александр? Что-то случилось?

– Ты извини, что рано звоню, но у Риммы Васильевны, ну, у нашей Риммочки, у нее диагноз нехороший. Что-то там учительство собирает… В общем, через часок подъезжай ко мне, обмозгуем, что делать. У моего отца в онкоцентре связи есть. Ей обязательно надо помочь, а то она загнется – ты же знаешь, она никогда свое здоровье не берегла. Отец мой сказал, что видел ее —маленькая, сгорбленная, как старушонка, так ей ведь нет еще и шестидесяти – оно, конечно, такая болячка кого хочешь согнет… Подъезжай, мы должны помочь! Все у нее будет чики – пуки!..

Санька почувствовал какой-то неожиданный прилив сил, настроение улучшалось, хотелось что-то делать, с кем-то говорить… Он вдруг решился позвонить той, которую любил, но отчаянно боялся услышать ее недовольный голос, понимая, что она навряд ли захочет разговаривать с ним…

– Кто это? Кто это? Не молчите!

– Это я, Юлька…

– Саша, ты? Что-то случилось? У моих родителей что-то не так? Да? Они вчера не звонили мне!

– У них все в порядке! Тут это… такое дело… Римма Васильевна заболела, ну …я решил позвонить тебе… Извини, что побеспокоил.

– Все нормально, спасибо, что сообщил, я приеду, обязательно приеду, а вы с Мишкой ее одну в беде не оставляйте – я же понимаю, что если ты позвонил, то у нее серьезный диагноз! А как ты живешь?

– Хорошо живу: все у меня чики – пуки! А что мне… это ты у нас семейный человек, а я без тебя как крапива на заброшенном поле – помню, как ты обо мне именно так сказала!

– А ты, оказывается, злопамятный… Только я не замужем!

И все, она отключилась, наступила напряженная тишина, Саньке показалось, что он не только оглох, но и потерял дар речи, и почему-то стало трудно дышать – он рванул ворот рубашки… Юлька! Юлька! Юлька!..

Сашка смотрит на спящего сына, прислушиваясь к его ровному, безмятежному дыханию, потом привычным жестом быстро крестит. Ночью это можно делать не украдкой. Да нет, она вроде бы и неверующая…. Но это неверие относительное. А, может быть, просто русская привычка, такая же, как не вставать утром с левой ноги, не переходить дорогу, если встретишь чёрную кошку…. Ну, а осененный крест – это душевное успокоение, своего рода бальзам для вечно напряженного женского сердца, которое от страха перед житейскими передрягами вечно колотится, как заячий хвост.

Как-то, ещё в школе, учитель истории сказал, что большинство русских женщин заражены странной инфекцией, таким своеобразным страхом перед настоящим. Помнится, Сашка тогда посмеялась над этим. А зря…. Так уж сложилось, что в её жизни не было прививок от странной инфекции, и судьба (как назло!) постоянно испытывала её.

Мысли в такие вот ночные бодрствования посещают Сашку самые мрачные. Что-то может с её сыном случиться? Вот месяц назад на соседней улице девочку пьяный водитель машиной сбил насмерть. Сашка видела, как на асфальте алела кровь. И сердце её тогда не колотилось, а бухало. Она отчётливо слышала его работу: бух-бух-бух… Господи, убереги моего Ванечку, мою кровинушку родненькую!

– Да что же это я, с ума что ли схожу? О чём думаю-то? А как голосила мать девочки, как кричала! – Сашка встала, рукой в темноте безошибочно взяла с тумбочки валерьянку. Потом включила ночник и стала капать…

А мысли метались с одного события на другое, им было тесно в головокружительном ночном бессилии. Будильник показывал три часа. До рассвета осталось совсем немного. Утром будет лучше, но ночь надо ещё пережить, заглушить, загнать в самый дальний угол души тоску и боль одиночества. Женщина знала периодичность своих ночных мучений, и она всегда была бессильна перед ними.

И вся-то она нескладеха, неумеха…. Всё-то в жизни наперекосяк идёт. Судьба ли это её? Характер ли такой? Господи, что это? Звуки в ванной звоном отдаются. Опять кран…. Вода кажется: кап-кап-кап…. Третий месяц нет алиментов от бывшего мужа. Долгов полно. Через месяц сыну в школу идти, а портфель ещё не купила. Опять же обуви приличной нет. А сама как одета? Уже около тридцати, а кажется, что никогда прилично не одевалась.

Отец был из запойных. Мать разрывалась между детьми, работой и чувством долга перед мужем, который исполняла со всей присущей ей женской стойкостью и мужеством. Избитая и униженная, она всячески уговаривала детей не обижаться на отца, он – де мужчина, кормилец. А кормилец бил посуду, колотил мать, но детей никогда не трогал, но и никогда не приласкал, подарком не порадовал. Всю свою пьяную злобу вымещал на жене. Однажды зимой, в лютую непогоду, ночью, возвращаясь с очередной дружеской попойки, умер прямо у крыльца дома – сердце остановилось. Мать как-то с надрывом и отчаянием голосила на похоронах. Сердилась на детей, что те не проронили ни слезинки.

После смерти мужа, она сразу как-то сдала, сникла, а спустя полгода….. запила. Не выдержав этого кошмара, старшие братья Сашки подались к тётке перед армией в деревню, устроились работать механизаторами. Сама же Сашка после девяти классов уехала учиться в педучилище. Спустя год перевелась на заочное отделение и вышла замуж. Вскоре родила Ванечку. Фёдор не был первым её мужчиной. Первым был Роман. Эта история – саднящая рана, которая не затягивается с годами и о которой Сашка вспоминает с болью и слезами. Ей тогда и семнадцати не было. У подружки отмечали день рождения, пили вино. Она тоже тогда впервые выпила, ноги быстро стали ватными. Беспричинно улыбалась Роману, который ей вовсе никогда и не нравился. Танцевала с ним, позволила, чтобы он тискал её в узком коридоре и мял жёсткими сухими ладонями горячую грудь.

Очнулась она в саду. Смутно вспоминала своё грехопадение, то, как Роман долго не мог лишить её невинности, чертыхался – оба были пьяны. Сашка и не оказывала никакого сопротивления. Потом долго лежала на сухих листьях и чувствовала, как больно впились в нежное тело плоды шиповника.