Любовь Болконская - Душа. Экспериментальный психороман

Но вдруг вдалеке показалась огромная длинная нежно-розовая лента, которая надвигалась на шар. За ней следовало ещё двое.

(Умиравший невидимый гость с проблеском надежды в глазах смотрел на эти ленты).

Эти ленты окружили шар, обхватили его собой и сломали. Тысячи осколков полетели вниз, и человек тоже полетел вниз. Но ленты не дали ему пасть – они подхватили его.

Словно гимнаст, человек крутился и парил в этих лентах. Он мог упасть в любое время, но ленты не позволяли ему этого сделать. Они не отпускали его.

(При этом спавший Августин на себе ощущал всю ту боль, которую приносили эти ленты человеку . Они крутили им, выворачивали ему руки, чуть ли не ломали кости. И Августину было очень больно).

Ленты вертели им, они управляли им. Они делали ему больно, потому что этой болью они пытались разбудить в нём жизнь. Человек мёртвым телом только вертелся в них, но не приходил в себя. Свет его жизни гас. И с погашением его света ленты начинали разрываться…

(Августин и на себе чувствовал, как разрываются эти ленты. Он чувствовал, как они сходят с его ног и рук…)

В итоге ленты разорвались и упали в пропасть тьмы, а человек начал падать вниз… Он падал вниз, и тьма поглощала его…

«Хх!» – Сделал тревожный выдох Августин и проснулся посреди такой же тьмы своего подвала. Он посмотрел на небольшие дешёвые часы, стоявшие на стуле около его раскладушки. Они показывали пять утра. Ему было ещё рано вставать и выходить, но засыпать снова ему не хотелось, поэтому он просто лежал, задавая себе один и тот же вопрос: «Почему сны не изменились?»

Дело в том, что эти сны всю жизнь мучили Августина. Сначала ему снилась та самая тьма. И в детстве Августин думал, что ему ничего не снится, но между тем, просыпаясь, он всё-таки сознательно понимал, что сон ему снился, только сон этот был странным, тёмным. Со временем сон стал продолжаться, в нём появлялись новые детали, пока наконец сон не дошёл до той стадии, которая и разбудила его этим ранним утром. Сегодня у Августина был ответственный день, и, ложась спать, он почему-то был уверен, что сон не окончен и что сегодня он должен продолжиться. Но ему снова приснилось падение человека во тьму, которое очень пугало его. Само падение начало сниться ему недавно, с тех пор как он стал жить в этом подвале. Но те несколько ночей, что ему снилось это падение, стали уже невыносимы Августину. Такой конец сна вызывал в нём тревогу. Возможно, у сна и есть продолжение, но падение было так страшно для Августина, что из-за страха он просыпался, не находя в себе смелости смотреть сон дальше. «И сегодня мне не хватило смелости, – говорил он про себя. – И сон этот всегда теперь будет мучить меня, если я не найду в себе силы, чтобы просмотреть его до конца…»

Заведённый будильник прозвенел и вывел его из состояния задумчивости. Тогда он встал, надел приготовленный костюм, взял новую картину и вышел из подвала.

Выйдя из подвала, Августин посмотрел на небо, и оно поразило его. Откуда-то издали в Город надвигалась огромная тёмно-серая туча, заполонившая собой всё небо. Солнце скрылось за тучей, и в Городе было серо. Августин при виде неба ощутил неприятное предчувствие. Он чувствовал, что скоро в Город придёт гроза.

Небо ещё только-только начинало темнеть, но приходившая тьма уже пугала Августина. Холодный ветер не бил его, а только, как казалось, нежно окутывал его. Августин чувствовал, что нежности ветра – это лёгкие прикосновения тьмы.

Было холодно так, что небольшие мурашки прошли по коже Августина. Но возвращаться в подвал за курточкой он не хотел. И потому он, держа свёрток своей новой картины в руках, отправился в ту самую школу искусств, на выставку, после которой его жизнь могла измениться.

Всегда любивший смотреть на людей Августин сегодня даже не бросал на них и короткого взгляда. Волнения терзали душу Августина. Его терзало не только будущее выступление перед комиссией, но и надвигающаяся тьма. Он смотрел в это хмурое, тёмно-серое небо, где тучи собирались, чтобы устроить свой праздник с громом и молниями. Страшное предчувствие поселялось в его душе. И чем ближе он подходил к назначенному месту, тем больше росла тревога.

«Мне не нужно бояться… – Говорил он про себя. – Но я боюсь, я страшно боюсь. Боюсь! Боюсь! Боюсь! Тревога нарастет… Нет, они не выберут меня. Они съедят меня своим взглядом. И я страшно боюсь их взгляда…

Я хочу признания. Но не их признания, а признания великих художников. Хочу быть великим, хочу быть гением. Хочу стать таким же, какими были все великие художники. Да только я не смогу… Не смогу…»

И вот уже Августин подошёл к школе искусств. Перед ним стояло трёхэтажное здание, раскрашенное в жёлтый цвет. По шести ступенькам Августин поднялся к входу, взялся за ручку и вошёл.

В холле уже стояли люди. Здесь была вся творческая элита Города со своими друзьями и знакомыми. И только Августин пришёл один. Виктор предлагал ему пойти с ним, но тот отказался. Теперь же Августин остался один против этих уже признанных художников. Про себя Августин их презирал. Он знал их, даже видел работы некоторых на выставке в городском музее, куда работники по жалости пускали его бесплатно. Их работы не манили его, как работы великих мастеров. Ему не хотелось смотреть снова и снова на их работы, а мысли о них не мучали его. Они не являлись для него кумирами, а потому встретить их не было приятностью для Августина. Он только тихо подошёл к их кругу со свёрнутым холстом, который держал под мышкой. Те даже не заметили его присутствия. Люди в дорогих костюмах просто стояли рядом, что-то обсуждали и смеялись.

– Говорят, сегодня придут три новых художника, – сказал тип средних лет в чёрном фраке, белой рубашке и красном галстуке-бабочке. Его тёмно-русые волосы были аккуратно уложены назад, и сатирическая улыбка кривила рот.

– Но все-то знают, что возьмут только ведущих художников и одного нового, – кокетливо сказала молодая блондинка в синем платье, намекая, что её спутника туда точно возьмут и ему волноваться не о чем.

– Да только новым художником будет сын Собачникова, местного крупного бизнесмена. За это место уже заплатили. У двух других нет шансов. Да и пригласили их только ради смеха! – Сказала другая спутница этого человека, которая была брюнеткой в розовом платье.

– Дамы и господа! – Вдруг отвлёк Августина от их разговора голос какого-то старика, стоявшего у дверей холла. – Мы скоро начинаем! Пожалуйста, идите за мной.

И все пошли за этим стариком. И очень неприятно было для Августина это небольшое путешествие. Сначала они шли по какому-то длинному коридору, где отвратительно воняло подвальными трубами, а после поднялись на второй этаж, где был актовый зал. Зал показался Августину маленьким и не интересным. На огромных окнах висели старые кремовые шторы, которые почему-то были отвратительны Августину. А на потолке висели старые люстры, которые для Августина были совсем не эстетичными. Затем голос старика попросил художников занять места около своих картин. Августин терялся в толпе, натыкался на людей и чуть ли не отчаялся. Он хотел найти свои картины, но не находил. Он даже боялся, что картин его тут и вовсе нет, а позвали его только для того чтобы посмеяться. Но в итоге в одном из углов зала он нашёл небольшой стол, куда были скинуты в кучу его работы. Работы же других были оформлены в красивые рамки, а его холсты только вызывали отвращение своими краями, на которых показывались нитки.