Любовь Болконская - Душа. Экспериментальный психороман

© Любовь Болконская, 2016

ISBN 978-5-4483-5198-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Наверняка, читатель мой, ты ещё никогда в жизни не слышал о таком жанре, как «экспериментальный психороман». Объясню только то, что произведение называется «экспериментальным», потому что оно более создано как небольшой эксперимент, нежели чем художественное произведение. Жанр «психороман» объяснять не буду. Ты, читатель мой, сам всё поймёшь. Если не разумом, то душой своей, про себя , ты всё поймёшь.

Возможно, чтение будет сложным. Но разве оно должно быть лёгким? Я считаю, что мысль только тогда имеет смысл, если она выходит за поставленные рамки. И моё произведение выходит за рамки обычного художественного романа. И я знаю, что несмотря на сложность чтения, ты, читатель мой, поймёшь всё, потому что то, как ты поймёшь это произведение, значит, о том оно и написано.

Здесь было темно. Кругом была тьма. Казалось, что света здесь не было очень давно, а, может, и не было вообще. Но, тем не менее, сквозь эту тьму, если внимательно приглядеться, можно было увидеть кое-что. Это кое-что было маленьким и неподвижным. Это был человек.

Человек был в длинной белой рубахе, от которой, казалось, шло небольшое свечение, отчего его и было заметно в этом пустом и тёмном пространстве. Больше здесь не было никого и ничего. Огромное, кажущееся бесконечным, пространство тьмы вмещало в себе только этого одного, трясущегося от страха человека. Страх окутывал всё его существо. Он и сам не понимал, чего боится. Но страх огромной силой своей поглощал человека в ладони своей власти…

Если внимательно присмотреться, то также можно было увидеть огромные стены, которые были выстроены в виде угла вокруг человека. Человек был загнан в этот угол, и он лежал там, не показывая своего лица. И высокие стены окружали его, отделяя от внешнего мира.

Человек этот был узником своего страха. Человек был заточён в своём главном страхе – осознании собственного бессилия. Он не метался по темнице своей, не пытался кричать или бежать. Он знал, что выхода из этой узницы страха и тьмы для него нет. И потому он, запуганный и несчастный, просто лежал в углу.

Когда-то этот человек обладал огромной силой, но теперь этой силы его лишили. А, может, его никто и не лишал этой силы? Но, к сожалению, человек не знал, что силу духа у него никто отнять не может, а потому был полностью уверен, что сил у него на борьбу со своим страхом и тьмой нет. И теперь, когда-то сильный, он лежал, беспомощный и напуганный. И он не верил, что у него вообще есть какая-то внутренняя сила.

Человек даже не представлял то, насколько он был силён. Он был так силён, что мог сломать эти стены. Он мог выбраться из тёмного угла и прийти к свету. Но он этого не делал… Он считал, что не способен освободиться от оков страха и тьмы. Он не знал, что делать. Да и делать что-либо ему вовсе не хотелось. Он просто лежал здесь, трясся от страха и ждал своего спасения. Хоть он и боялся, но, находясь в ладонях страха, он мог ещё что-то соображать. Он не мог набраться духу и обрести смелость, чтобы покорить собственное бессилие, и поэтому он, как любой сломленный человек, верил в то, что кто-нибудь его всё равно спасёт. И спаситель – это не иллюзия. Он не представлял себе, кто его спасёт, но надежда жила внутри него. Он верил в то, что спасение обязательно придёт . И потому он, свернувшись в клубок и что-то пряча под рубахой (то, что как раз и светило во тьме и делало его фигуру заметной), ждал своего спасителя. Он не знал, как выглядит этот спаситель. Но он даже ни на секунду не сомневался в том, что его спаситель существует. Тот, кто сломлен, всегда найдёт в себе обломок веры. И он верил, что спасение придёт.

Он ждал его …

Огромная серая туча надвигалась на Город. Сильный ветер дул так, что тонкие и высокие деревья прогибались и кланялись перед его могуществом. Мелкий мусор, листья и пыль поднимались с земли и кружили над ней. Шшш… Ссс… Шсс… Шшш… – свистел ветер. Тучи из светло-серых превращались в тёмно-серые и пытались собой закрыть последние кусочки белого неба, которое казалось белым именно из-за того, что находилось на фоне этих серых туч. Деревья шатались из стороны в сторону, где-то был слышен даже хруст ломающихся веток. Таким в Город приходила лето. Лето, разъярённое и злое на людей, лето, готовое расплакаться, чтобы своими слезами смыть горе человеческое и грехи их. Таким было начало июня в Городе. Солнце пряталось за серыми тучами и давало приходить тьме.

Тучи двигались вперёд, заполняя собой большую часть неба, оставив миру только небольшой, прекрасный, голубой кусочек, перемешанный с перистыми белыми облаками. Но перистые облака с лёгкостью воссоединялись со светло-серыми краями огромной надвигающейся тучи так, что даже этому небольшому кусочку голубого неба, связывавшего собой Мир и Космос, суждено было исчезнуть за серым цветом, который впоследствии всегда становится чёрным …

«Эгэгэгэээээй!» – Разносилось по всей улице. Это пел человек, находившийся в состоянии алкогольного опьянения. Он шёл, еле волоча ногами и шатаясь из стороны в сторону. Его старые чёрные ботинки шаркали по земле, издавая неприятные звуки. На нём были старые широкие джинсы, видавшие многое, что даже не было понятно, какого они цвета. Джинсы уводили к старой ветровке грязно-зелёного цвета, из-под которой виднелась шея, выглядевшая тёмно-коричневой из-за грязи. Лицо его было таким же грязным и неумытым. И лицо его от частого употребления алкоголя стало ещё красным и опухшим, а глаза горели какой-то ненавистью ко всему, что его окружает. Его вид отталкивал людей, и те, увидев его, отходили в сторону. Даже ветер не играл с его грязными и нечёсаными волосами…

«Опять он свои песни поёт?!» – Донесся крик возмущения по этой улице, в одном из дворов которой и гулял этот самый пьяный человек. Сама же улица была почти безлюдна. Это был самый крайний район Города. Здесь почти никто не жил, и только по ночам бродил пьяный народ, то распевая песни, то просто крича. Некоторые участки земли даже были окрашены в тёмно-бардовый цвет из-за крови, которая здесь часто проливается в ходе пьяных драк. Все дома не были новы, но не так уж и не были они стары. Это были обычные дома построек уже прошлого столетия, обычные пятиэтажки с расписными стенами. Чего только не было написано на этих стенах! Сколько разных ругательств перетерпел каждый кирпич каждого дома! Единственное, что выглядело более приличным, – была надпись на одном из домов «Цой жив» под его портретом. Цоя здесь, конечно, не слушали, но и его портрета отсюда не стирали.