Любовь Болконская - Душа. Экспериментальный психороман

Как же мне противны учителя! Хорошо, что я не подчинялся им! И они, конечно, в свою очередь возненавидели того, кто не слушает их. Нет, я вам не дамся! Пусть другие вам подчиняются, а я сам сильный , и подчиняться будут мне ! Да, школа – это только с виду небольшое здание, а между тем в нём проходит вся жизнь. В ней-то я и понял, что мир – это огромная толпа людей, не более. И детей в школе учат только тому, как жить в этой толпе. В ней ещё юного, счастливого человека приспосабливают к жизни разочарований, вечной оценки, осуждений, взглядов, жестов, манер… Всё, что бы ни происходило в нашей жизни, – это только вечное возвращение к толпе. Ты не убежишь от неё… Но собираюсь ли я бежать от неё? Нет. Я сам подчиню себе толпу, ведь я сильный …»

Постепенно эти мысли снова стали превращаться в образы в голове Виктора. Он уже видел, как ненавистные ему учителя превращаются в хозяев детей, держа их за руки тонкими нитями и управляя ими. И тех, кто пытается выбраться, они без всякой жалости бьют кнутами и указками до тех пор, пока в ребёнке не умрёт их собственное «я».

Но постепенно и эти ужасные образы исчезли из головы Виктора. Но покоя ему так и не наступило.

Со временем исчезли учителя и школа, и вместо них в мыслях Виктора стало пустеть. Он уже видел кирпично-красную землю наравне с тёмно-синим небом. И на земле этой не было никого. Виктор видел сплошное пустое пространство.

И постепенно на этой пустынной земле стали появляться существа, отдалённо напоминавшие людей. Это были люди по телосложению, но не по внешнему виду. Не было у них лиц, а были только черепа, длинные и огромные. Рты их были открыты, но звуков они не издавали. Люди эти безмолвно просили о помощи. Их тела, длинные и костлявые, были бледно-жёлтого цвета. Глаза их были огромными чёрными дырами, отражающими пустоту их душ. И эти существа заполняли собой пространство пустынной кирпично-красной земли.

Существ становилось всё больше и больше, но не долго им предстояло жить. Вдруг с неба на пустую землю стали падать огромные здания, дома, офисы. Они падали и собою давили людей, отбирая у тех территорию. Из-под зданий только ручьями стекала кровь по асфальту в дорожную канализацию…

Постепенно кирпично-красная земля превратилась в Город. Город был пуст. В нём только летали призраки людей с искажёнными лицами и огромными ртами, безмолвно зовущих на помощь. В самых тёмных уголках Города ещё оставались люди, хитрые и мелкие, которые превращались в крыс и бежали за переделы Города. Выжившие люди, сильные люди, как считал Виктор, превращались в огромных монстров. Они пожирали друг друга, и тот, кто съедал больше, становился огромным в размерах. Руки их становились длиннее, а ладони – большими, чтобы ими они смогли захватить как можно больше. Во рту этих существ начинали отрастать огромные и страшные клыки, которыми они уже без труда поедали слабых . И слабые либо становились добычей сильных , либо превращались в крыс и убегали.

Небо над Городом становилось всё темнее и темнее, пока не стало совершенно чёрным. На дорогах Города уже не было видно асфальта – он скрывался за алыми ручьями человеческой крови. Лишь бледно-жёлтые фонари освещали собой этот мрак. По всему Городу раздавались еле слышимые звуковые волны стонов и плача людей. Эти волны туманом покрывали Город, дома, офисы, магазины… И постепенно эта волна тихих стонов превратилась в один жалобный плач, который было отчётливо слышно… Кровь стекала в дорожную канализацию, а плач, исходивший извне, заставил Виктора открыть глаза.

Виктор открыл глаза, понимая, что плач – это не часть сна, а окружавшая его реальность. За стенами и дверью его комнаты плакали. И плакала одна женщина, а именно его мать.

«Почему мир так жесток и несправедлив? Почему кто-то должен страдать, а кто-то при этом спокойно и беззаботно живёт? – И мысль о сильных и слабых вновь посетила его. – Страдает только тот, кто слаб . Сильные же берут своё и борются за своё счастье».

Тихий плач матери снова отвлёк его, и страшные мысли о сильных и слабых , о тех, кто переступает и через кого переступают, отошли на задний план. Больше для него не существовало ничего, кроме страдающей матери. Свою мать Виктор не относил ни к сильным , ни к слабым . Мать для него была жертвой обстоятельств, которые он так ненавидел. Он считал, что обстоятельства – это огромная рука, держащая человека за шею. Человек или терпит её, или пытается сопротивляться ей. Но проблема в том, что при любом сопротивлении рука эта начинает душить всё сильнее и сильнее до тех пор, пока она не задушит до победного конца или пока сам человек не покончит с собой; но в том и другом случае человек сдаётся и даёт ей победить себя.

Виктор стоял и слушал плач матери, разделяя с ней одну, общую для них двоих, скорбь – скорбь по их отцу. Отец Виктора умер ещё в самом начале Чеченской войны, оставив после себя только память, несколько фотографий и, собственно, самого Виктора.

Потеря любимого человека огромной тенью боли легла на душу матери Виктора. С тех пор как он умер, алкоголь стал спутником её жизни, который помогал ей заглушить боль. Виктор никогда не осуждал мать за алкоголизм; он понимал, что алкоголизм – это болезнь. Он понимал, что болезнь эту никто вылечить не сможет, и единственным человеком, кто смог бы спасти её, являлась она сама. Но в стеклянных бутылках она не видела того, в кого превратилась. А превратилась она в старую на вид женщину, сутулую и отчуждённую от всего мира. И светлые волосы её теперь уже были растрёпаны и скрывали за собой искажённое от горя лицо. Глаза её, некогда прекрасные голубые глаза, стали теперь уже мёртвыми и пустыми, лишь изредка издавая выражение отчаяния и боли.

Эта несчастная женщина постоянно напивалась и постоянно чувствовала себя виноватой. Она считала себя виноватой в том, что отпустила любимого человека на войну. Также она чувствовала себя виноватой и перед Виктором за то, что он никогда не видел её в трезвом виде. Однако Виктор никогда не считал её виноватой в этих двух вещах – отец тогда должен был отправиться на войну, и никто бы не смог остановить его, и алкоголизм матери Виктор не осуждал. Он же, наоборот, жалел её и чуть ли сам не плакал при виде её слёз.

«За что… Господи! За что ты забрал его?! – Тихо спрашивала она сквозь свои рыдания и слёзы. – На что вообще была эта война?! Зачем людям война?! Где… – и чуть отрывисто она кому-то неведомому задала вопрос, – где… был ты … когда он… когда он умирал?» – И новый поток слёз хлынул из её глаз.

«Неужели ты совсем не смотришь на нас? – Спрашивала она, глядя наверх. – Неужели ты не слышишь, как страдают люди? Как ты мог допустить человеческие войны?..