Ирина Рикас - Соленые реки

Хорош Киев в конце мая, а в сентябре – еще лучше! Солнце мягкое, теплое, воздушное, как кукурузная мука сквозь сито. Днепр лежит весь серебристый, дышит солнцем. Парки, скверы золотятся, шуршат листвой.

Студенты возвращаются с каникул откормленные, веселые – новый курс, новые приключения. Никаких долгов, пересдач – одни благие намерения! Ну теперь-то, – каждый думает себе, – возьмусь всерьез! Вот пару дней погуляю, и уж тогда!..

– Кира, ты в Андреевской церкви была?

– Нет, Саш, а что, туда разве можно войти?

– Конечно, но во время службы лучше не ходи. Застукают, будут проблемы в универе. Я могу провести, когда там музейное обслуживание.

– Правда? А как?

– Я же музейный сотрудник. По моей Софийской корочке в любой музей Советского Союза вход бесплатный и без очереди.

– Серьезно? Клево!

– Приходи завтра в Софию к трем. Я как раз закончу экскурсию и двинем.

– Классно, конечно буду!

Саша затушил сигарету и вышел из курилки. Кира опять повернулась к своим однокурсницам.

– Ой, Кирка, смотри, доходишься по музеям, – сказала одна из них с усмешкой.

– В каком смысле? – Кира с досадой почувствовала, как краска заливает лицо.

– А в таком! Ты что, не знаешь, у него в каждой группе по подружке. И всех по экскурсиям водит.

– Ну и что такого? Мне до этого, как до лампочки. А подслушивать вредно.

Кира старалась казаться веселой и равнодушной и знала, что ничего из этого не выходит. Сердце колотилось где-то в горле, щеки горели.

– Ха-ха, не заливай, подружка! До лампочки! А вообще, Кирка, сволочь ты! У родной подруги парня увела!

– Ой, девочки, знаете что? Идите в задницу!

Кира повернулась и выскочила из курилки. Побежала вниз, схватила в гардеробе свой плащ – и на улицу. На семинар не пошла. Какой там семинар! Теперь – она знала – она будет считать минуты до этого самого «завтра к трем».

– Ну как, понравилось?

Они только что спустились с лестницы Андреевской церкви и медленно шли вниз в сторону Подола. – Ты, что, правда никогда здесь не была? – спросил Саша.

– Конечно, нет, Киев для меня – чужой город.

– Ну, тогда я тебе сделаю сюрприз. Закрой-ка глаза.

– Зачем? Что за глупости?

– Ну ладно. Вот видишь домик деревянный. Знаешь, чей это дом?

– Ой, Саш, давай без интриг. Ну, не знаю.

– Может, ты и Булгакова Михаила Афанасьевича не знаешь?

– Ну почему? Бег, Белая гвардия. Записки врача.

– А еще?

– Все, больше ничего не приходилось читать.

– А Мастер?

– Что за мастер?

– Ну, Кирка, ты… Ладно, не обижайся. Попробую достать для тебя на одну ночь. В этом доме жил Булгаков! Можешь доски потрогать!

– Ну, хорошо, я в восторге, – Кира отвернулась с досадой. Неприятно, когда тебе вот так намекают, что могла бы и побольше читать.

– Обиделась все-таки. Ну все равно, я тебе сюрприз сделаю. Закрывай глаза.

– Ладно. И не обиделась я совсем.

– Ну, закрывай, давай руку и иди за мной. Тихонько, поворачиваем. Не открывай, не открывай… Сюда, осторожно…

– Ты меня под трамвай не толкнешь?

– Нет, ты правда Мастера не читала?

– Саш, ты хочешь, чтобы я ушла?

– Все, молчу. Идем, идем. Главное – глаза не открывай. Так, теперь сюда. Раз, два, три, – открывай!

Кира открыла глаза и резко качнулась вперед. Саша схватил ее за рукав. Она стояла на самом краю высокого обрыва, вниз по склону сбегали волны разноцветной осенней листвы, далеко внизу блестела полоска Днепра, еще дальше, очень далеко, – тающие в голубом тумане киевские новостройки. Кира смотрела и не могла отвести глаз. И чем дольше смотрела, тем сильнее ей казалось, что она не стоит на земле, а летит над этим золотистым и голубым простором.

– Летишь? – услышала она у виска шепот Саши.

– Лечу!

Через пару дней он вручил Кире обернутую в газету книгу. Именно вручил, как-то торжественно:

– Вот, на целых двое суток достал! – он сказал, не на «два дня», а «на двое суток». – Смотри, аккуратно читай, так, чтобы никто не видел.

Кира удивилась:

– Как, почему это?

– Кира, это – самиздат. Ты, что, правда не догоняешь? Может, я договорюсь с приятелем, чтобы ты у него на квартире могла читать?

– Да нет, зачем. Ну раз так надо, хорошо, никто не увидит. А что это такое – самиздат?

– Ну, Кирюха, ты просто с неба свалилась. Ну правда, у тебя есть место, где читать? Так, чтобы не в общаге?

– Не волнуйся, найдется.

– И никто не увидит, что это?

– Я же сказала, не бойся.

– Смотри, не подставь меня…

Места, конечно, никакого не было. Кира просто пошла на Владимирскую горку. Была там в дальней аллейке такая укромная лавочка: даже в самые народные-разнародные праздники и гулянья до нее никто не добирался.

Сентябрь окутывал теплым золотом, шелестел листьями, постукивал падающими каштанами.

Кира провалилась в книгу, как в сон после долгого недосыпа. Бродила в туманном забытьи по пыльным переулкам Арбата, прислушивалась к беседе на Патриарших, хохотала над проделками лихой компании, глотала слезы, прижимала сцепленные руки к щемившему сердцу и – летала, летала…

Так и «пролетала» до зимней сессии. В конце сессии расписались.

Сначала было странно: муж, жена. Ярцев даже выговорить это слово в компании друзей стеснялся. Говорил «wife». Вроде как, все не всерьез. Балагурил, шутил:

– Женитьба – не самый серьезный шаг в моей жизни.

Борик и Коська с готовностью смеялись. Но к концу пятого курса и сами как-то «скоропостижно» женились. И каждый про другого думал, что такая – вдруг – смена семейного положения – неспроста. А все из-за распределения. Да у них у каждого в их испанской группе весь пятый курс, кажется, все было только ради распределения.

Вначале второго семестра, в один из «военных» дней, когда весь курс переводчиков облачался в защитного цвета офицерские рубашки и галстуки и проводил день в корпусе военной кафедры, в конце занятий майор объявил, что есть разнарядка на три места на Кубу. На военной кафедре дисциплина всегда была непререкаемой. Балагурить, шутить на занятиях никому и в голову не приходило. С «военки» могли отчислить из университета без всяких объяснений. Так что тишина в аудитории была всегда. Теперь же стало не просто тихо. Казалось, даже дышать все перестали. Куба! Загранка! Мечта каждого переводчика! Три места. А их в группе – десять.

Майор между тем продолжал: разнарядка из ГУКа (майор говорил – Хука), отбор будут делать сами ГУКовцы, к концу семестра в Киев приедут их представители. Они же проведут и свою медкомиссию.

Много чего еще говорил майор, и каждый из притихших студентов про себя прикидывал, «тянет» ли он по каждому из пунктов. Вдруг майор произнес:

– И, наконец, товарищи курсанты, директива из ГУКа информирует нас, что рассмотр загранкандидатов будет производиться только посреди женатого контингента.