Роман Пронин - Поколение ноль

На ней были рваные джинсы, кремовый вязаный кардиган и замшевые туфельки без каблука. Простая и естественная, полная противоположность мне.

– Ох, Оля, ну о таких вещах надо заранее говорить, что я здесь человека мучаю. Проходи – обратилась она ко мне.

– Спасибо! – и я стремглав проскочила через турникеты.

Теперь я знала ее имя! Спасибо, спасибо вам, Вера Серафимовна!

Около часа мы бродили по пустому выставочному залу, она рассказывала мне о своих картинах, картинках , как она их называла, не считая себя серьезным и талантливым художником. Среди ее работ было много довольно классических солнечно-лазурных пейзажей, она не любила современный бессмысленный фарс, редкая ее работа была провокацией. Просто ее картинки были очень теплыми, очень радостными, глядя на них ты словно погружался в жизнь на местных восточных улочках или отдых на пляже.

У одной из картин, мы остановились, и она встала прямо передо мной, так близко, что мое сердце было готово разорваться от силы и скорости ударов.

– Я… – начала она. – Я не знаю… – она придвинулась ещё ближе, почти в упор. – Не могу объяснить…

Она закрыла глаза и я тоже. Её губы коснулись моих и, не встретив сопротивления, становились все смелее. Я обняла ее и прижала к себе так сильно, как только могла, хотелось, чтобы эта минута длилась вечно. И она длилась вечно. Поцелуй был такой сладкий, страстный и долгий, что когда мы, наконец, оторвались друг от друга, мы уже были на лазурном пляже острова Крит, куда вылетели сразу после выставки. Все складывалось гладко и сладко, словно я попала в сказку.

Каждый день я хожу на работу

Толком не понимаю зачем

Но хожу

Яркая лампа свисает с потолка и раскачивается из стороны в сторону, её свет попадает на мою сетчатку. Он похож на матовый тёплый ветер, скрученный в спираль и пущенный по проводам в стеклянную колбу. Я сижу на стуле, запрокинув голову, и смотрю на лампу. На самом деле качается именно моя голова, не лампа.

Мой взгляд сбегает от лампы вниз по стене, где в углу с драными обоями, сидит истощенный от голода и жажды Иисус. На его голове терновый венец, по середине которого бегущей строкой, появляются слова «я страдаю за ваши грехи», «спаси и сохрани». Для него уготован ярко-розовый неоновый крест.

Но завтра я пойду на работу

Я обязательно пойду на работу

Я каждый день хожу на работу

Иногда мы принимаем алкоголь или наркотики от того, что не можем найти себе места в этом мире. У нас нет целей. Нет смысла жизни. Только несбыточные мечты. Мы выросли, но остались детьми. Мы хотим верить в чудеса и видеть мир в ином свете. И мы верим в чудеса и видим мир в ином свете. В свете одиноких энергосберегающих лампочек, угрюмо висящих на проводах.

Мы… я говорю «мы», чтобы растворить в этом слове собственное ничтожное «я». Я говорю о себе и только о себе, но пытаюсь прикрыться кем-то ещё, какой-то безликой массой, словно в ней моё уродство не будет таким постыдным.

Зима. Утро темное и холодное, прочищает мозги. Лучший момент дня – выхожу из подъезда во тьму, где никого ещё нет, вокруг тишина, и делаю глубокий вдох, ноздрями ощущая мороз.

Выдыхаю – утренняя йога

Куда я иду? Зачем?

Пофиг. Так надо. Надо идти, иначе никак. Никак?

Иду, как ни смешно, на работу. Как и большинство людей я работаю. И у меня не какая-то интересная или творческая работа, у меня не та работа, которую я люблю. Но я работаю. И дело не в том, что мне не нравится моя работа. Ныть по этому поводу – глупо. Я работаю в сфере обслуживания, банковским служащим. Ответственности много, денег платят мало. Но мы все как-то привыкли к этому, привыкли и к тому, что нас за людей-то не считают. Скот, рабы, быдло. Но это все мелочи.

Вот в чем причина – та реальность, в которой я оказался едва повзрослев, порвала напрочь все мои мечты и фантазии. Фрустрация за фрустрацией, казалось бы, естественный процесс, но нет. Не для меня. Мне не хотелось отпускать все что у меня было, не хотелось терять свое подлинное «я» и замещать его тем, что диктует общество. Но процесс превращения в среднестатистического гражданина был необратим.

Вернемся к работе. Мы дно нашей карьерной лестницы, даже не ступень, хотя буду откровенен, иногда это даже весело и увлекательно, несмотря на постоянный стресс и риск, за любой малейший косяк остаться без премии, получить выговор, выслушать крики начальства или что еще хуже – запутаться в транзакциях и влететь в долги на несколько миллионов перед собственным работодателем.

Ежедневно я прихожу в офис и понимаю, что мне тут не место. Я чувствую, что просераю тут свои таланты, не развиваю себя в интересных мне направлениях. В такие моменты жить не хочется. Я все время повторяю себе, что надо увольняться, что нельзя губить здесь свой потенциал, что я способен на большее. Но далее, пытаюсь успокоить себя и рационализировать мысли так, чтобы не уволиться. Потому что страшно.

А вот костюм, что я ежедневно ношу: брюки, рубашка, галстук, пиджак, часы, ботинки, туалетная вода. Ах да, и улыбка! Маскировка безупречная. Но под всей этой бижутерией – бомба, которая взорвется в неизвестный момент. А может и не взорвется. Может я так и буду до конца дней терпеть все это.

Но меня это бесит

Почему я продолжаю? Зачем?

Один день Романа Романовича

Все дело в том, что я никогда не знал, да и сейчас не знаю, чего я хочу и кем я хочу быть, от того и болтаюсь неприкаянным в этом мире. Чем дальше, тем хуже. С каждым днем в жизни появляется все больше якорей, что останавливают движение, все больше гвоздей, что намертво приколачивают крышку от гроба. Откладывать больше нельзя. Нужно меняться. Меняться прямо сейчас. Неважно, что я не вижу собственного будущего, важно, что настоящее мне отвратительно. Может это и есть стимул?

Голос в голове не утихает, мысли потоком текут, не давая спать, а скоро уже вставать на работу. Эти мысли – лишь экзистенциальный онанизм, они ни к чему не приводят, они не помогают решить проблему. Действия! Действия – вот что нужно! Чтобы что-то менялось нужно что-то делать – это очевидно и это легко, но в то же время невероятно сложно.

– Ты бухал что ли всю ночь?

– А что, хреново выгляжу?

– Да.

– Не выспался.

Каждый день это слышу. Бессонные ночи, проведенные в наркотическом угаре и тщетных попытках найти смысл своего существования, отражаются и на моем лице. Я стараюсь скрывать свои настроения от коллег, хотя мы и довольно близки, я не рассказываю, что плохо выгляжу от того, что по ночам не сплю ощущая дикую душевную боль, раздирающую меня на куски, заставляющую ненавидеть себя за свой образ жизни. Если этому где и есть место, так это здесь – на бумаге или на экране, ну или где вы там это читаете?