Салават Вахитов - «Страсти по Борхесу» и другие истории. Современная проза

К примеру, моя мама до сих пор – что за странная привычка? – называет меня ребёнком. Меня это бесит. Какой я ребёнок, если давно выше неё ростом? Или вот приготовит суп, а я ем, ем и доесть не могу, потому что она наливает его до краёв в глубокую тарелку, но я же не корова и поэтому не доедаю.

– Спасибо, мамочка, – говорю, – было необыкновенно вкусно!

– Тебе не понравилось, ребёнок, – огорчается она.

А кажется, так легко понять, что, когда ребёнок говорит «вкусно», это значит, что ему понравилось.

Взрослые всегда поступают нелогично и глупо. Мама говорит, что ей никогда не нравилась папина борода. А зачем тогда было выходить за него замуж, если не нравилась? Или вот когда папа ушёл от мамы, он твердил, что любит её. Но разве расстаются, когда любят? Я потом долго прятала его пропахшую потом рубашку под подушкой, ночью тайком, уткнувшись в неё, вдыхала родной запах и думала, что нет ничего слаще отцовского пота. Мама, конечно, обнаружила рубашку и сначала выстирала её, а потом выбросила. Вот так, никакой логики… Сначала выстирает, а потом выбросит.

Если уж с родными людьми сплошные недоразумения, то что говорить об учителях, которые с некоторых пор считают меня дрянной девчонкой. Я подслушала однажды разговор нашей классной с химичкой, она так и сказала – «дрянная девчонка», и я теперь всегда это помню и больше не хочу казаться хорошей. А ведь стремилась только к достойным поступкам, и в детстве чрезвычайно радовалась, когда меня хвалили; но уж так устроены взрослые: в их головах – помойка из подозрений, интриг и сплетен, поэтому любой твой благородный порыв остается незамеченным, но стоит лишь раз ошибиться и произнести ненароком неосторожное слово, как тебе для начала высушат мозги, а потом будут гнобить долго.

И почему это я дрянная? Я не курю в туалете, как многие девочки, не матерюсь – разве что сгоряча, да и то по-английски, – учусь хорошо, да ещё и бабушек через дорогу перевожу. Ну почему?

Вот классная на меня обиделась и теперь недолюбливает по своей же дурости. А было как? Сидим мы с Петровой на русском и шепчемся. И почему бы не пошептаться, когда кругом столько событий и урок-то толком не начался? А Лия Васильевна заметила перешёптывания и недовольно так мне (А чем Лизка-то лучше? Всегда я крайняя!):

– Ну-ка встань, Юлия! Если хочешь говорить вместо меня, то расскажи всему классу, о чём вы там шепчетесь на уроке, нам тоже интересно узнать. Давай-давай, только говори правду!

Скажите, зачем взрослым всегда хочется знать правду? Если ты взрослый и способен думать, то просчитай, как в шахматах, несколько ходов вперёд и реши для начала, насколько тебе нужна правда четырнадцатилетних дрянных девчонок.

Я понимаю, что Лия Васильевна тупит, поэтому стою себе, молчу виновато, пусть успокоится, думаю. Но она не унимается и снова:

– Значит, легко шептаться за чужой спиной, а встать и произнести вслух смелости не хватает? Вероятно, вы говорили об очень стыдных вещах?

Тон такой неприятный, язвительный у неё, и у меня в голове вдруг всплывает «дрянная девчонка», наверное, в этот момент она так думает. Тут что-то на меня нашло. Бывает так, что, когда начинают наезжать несправедливо, то вдруг резко темнеет в глазах и я перестаю контролировать свои поступки, а тем более речь. Поэтому я не выдержала и сказала:

– Ну, мы… гадали, женится на вас Анатолий Палыч или нет, животик-то у вас, Лия Васильевна, совсем округлился.

Анатолий Павлович – наш физрук, неплохой, в общем-то, дядька, жалко, старый; классная часто бегает к нему в раздевалку и думает, что никто этого не замечает, наивная чукотская девочка. Ох, что тут было! Её словно током из розетки долбануло и потом долго трясло. Меня, конечно, из класса выгнала, а Лизку оставила, хотя Лизка-то, любопытная крыска, первая начала сплетничать и хихикать. Это всё потому, что я плохая по жизни, а ей всегда везёт. Обидно было, ведь на самом-то деле я переживала за нашу классную, всё прикидывала, как она будет одна с ребёночком, и не желала ей ничего плохого. Сама же начала: правду, правду…

И в очередной раз в школьном дневнике появилась запись о моём безобразном поведении. Вот этого я совсем не понимаю: кто дал право учителям превращать дневники учеников в книги жалоб и предложений? Если вам невтерпёж, напишите мыло, там, или эсэмэску, что ли. Зачем портить личные вещи? Открываешь потом дневник, а в нём гадкие слова встречают тебя неожиданной пощёчиной, и настроение, конечно, портится. Когда появилась первая кляуза, я хотела забросить дневник куда подальше, но потом в отместку стала коллекционировать записи – уже через год читать их совсем не обидно, а даже смешно: «Уколола Осипову в зад» – это я пыталась применить знания по медицине, училась делать уколы; «Разбила цветочный горшок» – да столкнула случайно с подоконника во время генеральной уборки; «Ездила верхом на Андрееве» – он, дурак, поспорил, что довезёт меня до учительской; «Стёрла в журнале двойку по химии» – не свою же, выручала Петрову, ревела очень; «Избила Хрулёву» – Тыковку, что ли? – просто оттаскала за волосы, а она подняла такой рёв, будто её террорист насиловал.

Тыковку ненавижу! Никого более гадкого я ещё не встречала. Подлиза и подхалимка, всегда торопится выпендриться перед учителями, без мыла в душу влезет. «Лия Васильевна, какая вы сегодня нарядная, как вам идёт это платье!» – и улыбается, преданно заглядывая в глаза. А улыбка у неё знаете какая? Вы тыкву на Хэллоуине видели? Вот такая у неё улыбка. Но взрослые почему-то ведутся на элементарное враньё, на дешёвую фальшивку… А ещё просят правду, правду…

* * *

Летом я впервые в жизни напросилась отдыхать в лагере, Лизка уговорила поехать с ней, она каждый год ездит в «Берёзку». И загорелось во мне желание, подумала: «Почему бы и нет?» – заведу себе новых друзей, поработаю над собой и за лето, конечно же, изменюсь в лучшую сторону, приду первого сентября в школу, и учителя удивятся, увидев, что я не капризная маленькая девочка, как говорит полушутя папа, а вполне серьёзная взрослая девушка, и будут ставить всем в пример, и писать в дневнике благодарности. А что? Пусть родители гордятся мной, имеют право.

Мама напряглась и достала путёвку. Я обрадовалась так, будто главный афроамериканец мне предложение сделал, и расцеловала маму – я вообще-то сдержанный ребёнок и обычно не позволяю эмоциям бурлить и выплёскиваться. «Roll up, roll up for the Magical Mystery Tour!» – пело моё сердце, и мама сияла так, точно она едет вместе со мной к счастью и солнцу!

Только с самого начала всё пошло наперекосяк. Лизины родители неожиданно купили горящие путёвки в Египет, и моя любимая преданная подруга уехала отдыхать с ними. Но это ещё, как говорится, полбеды. В день отъезда, когда я уже восторженно махала в окно автобуса помирившимся на время – специально для меня – «предкам», вдруг краем глаза заметила, что этот овощ, Тыковка, едет со мной. Настроение было испорчено напрочь. Разве мало других лагерей? Концентрационный, например, ей бы очень подошёл. Ну почему всегда находятся люди, которым так необходимо изгадить твои наилучшие намерения и растоптать благородные чувства? «Полный бред, – думала я. – На пятнадцатой минуте счастья произошла замена: место выбывшей по уважительным причинам лучшей подруги детства занимает тупорылая Хрулёва, больше известная как Тыква».