Владимир Залесский - 1519—2019. 500 лет. Из прошлого в будущее. 16 очерков о выдающихся мореплавателях, писателях, ученых и изобретателях. Сборник.

Как ни привлекательны интуитивность, импровизационность, внезапность Дрейка, но Фрэнсис Дрейк не смог бы совершить сколько-нибудь дальнее плавание без тех планомерности, рациональности, дисциплины, интеллектуальности (активного использования знаний и умений), которые в результате цивилизационных усилий Генриха Мореплавателя сделали из корабля не просто плавательное средство, а небольшую территорию единой (христианской в то время) Европы.

Понятно, что элемент противопоставления, с одной стороны, дисциплины, планомерности, интеллектуальности, и, с другой, – импровизации, интуитивности, удачливости, – отчасти условен, иллюстративен.

Ясно, что Генрих Мореплаватель, снаряжая все новые и новые экспедиции вдоль Африканского побережья, действовал отчасти интуитивно, а Фрэнсис Дрейк не мог обойтись в своих плаваниях без порядка, дисциплины и расчета.

Рассмотрение темы «порядок и импровизация», рассмотрение деятельности Генриха Мореплавателя и Фрэнсиса Дрейка естественным образом делает предметом внимания действия участников первого кругосветного плавания: Фернана Магеллана, Хуана Себастьяна дель Кано, Гонсало-Гомеса де Эспиносы.

Исторически за Генрихом Мореплавателем (годы жизни: 1394 – 1460) следовали Фернан Магеллан (годы жизни: ок. 1480 – 1521), Хуан Себастьян дель Кано (годы жизни: 1486—1526), Гонсало Гомес де Эспиноса (один из предположительных вариантов датировки рождения и смерти: ок.1490 – после 1550), а за ними – Фрэнсис Дрейк (годы жизни: ок.1540—1596).

С именем Генриха Мореплавателя связан культурный переворот в европейском (и мировом) мореплавании.

Во-первых, прибрежные морские относительно краткие плавания на весельных судах (галерах) постепенно стали уходить в прошлое (или отходить на второй план). На смену им пришли дальние, океанские – дальние и долгие – плавания на парусных судах (каравеллах).

В этом пункте рассуждения мы вправе вспомнить о викингах и об их дальних океанских плаваниях. Те наиболее древние образцы кораблей викингов, которые сохранились до настоящего времени, датируются IX веком. Они предназначены как для гребли, так и для хода под парусом [Симпсон Ж. С. 85, 87]. Но в XI веке у викингов были и чистые парусники (наряду с весельно-парусными кораблями) [Симпсон Ж. С. 96].

«Благодаря мастерству своих моряков и искусству кораблестроителей викинги были повелителями морей, и их смелые указания мореплавателям продолжают уверенно звучать сквозь века: «От Хернара в Норвегии плыви прямо на запад, в Гренландию…» [Симпсон Ж. С. 106].

Культура дальних морских плаваний викингов была элементом достаточно особенной этно-религиозной культуры.

Воспоминание о дальних океанских плаваниях викингов отчетливо показывает еще одну культурную заслугу Генриха Мореплавателя – заслугу, может быть, превосходящую «техническую» замену галер на каравеллы.

Во-вторых, Генрих Мореплаватель сделал корабль территорией общеевропейской культуры, небольшой территорией большой (христианской в то время) Европы.

Тезисы об «общеевропейской культуре», о «европейском сообществе» применительно к рубежу 1400-х – 1500-х годов могут кому-то показаться гипотетическими. Однако состав дальних морских экспедиций, в том числе экспедиции Магеллана, позволяет использовать такие термины. Значительная часть личного состава первой кругосветной экспедиции – испанцы. Руководитель – Фернан Магеллан – португалец. Антонио Пигафетта, составивший дневник экспедиции, – итальянец.

С Магелланом в экспедицию отправилось «много иностранцев: по меньшей мере тридцать семь португальцев, семнадцать итальянцев, пять фламандцев (главным образом бомбардиров), несколько немцев, англичане, негры, арабы, баски, греки, жители Азорских островов и Мадейры» [Кунин К. И.].

Так или иначе, участники экспедиции понимали друг друга, сотрудничали, совместно преодолевали значительные трудности.

«Благодаря скрещению династических линий Карл получил в наследство огромные территории в Западной, Южной и Центральной Европе, доныне никогда не объединявшиеся… (…) Де-факто Карл был первым правителем единой Испании в 1516—1556 годах… Сам Карл официально был королём Арагона (как Карл I, исп. Carlos I, 1516—1556), а в Кастилии был регентом своей матери…» [«Карл V (император Священной Римской империи)»].

Возможно, существуют основания для вывода об общеевропейском составе первой кругосветной экспедиции.

Корабль на рубеже 1400-х – 1500-х годов стал местом веры, дисциплины, накопления знаний.

Корабль уходил в дальнее плавание с определенными целями, капитан получал достаточно подробные инструкции. В плавании действовали определенные правила, поддерживающие дисциплину, сплачивающие экипаж, направляющие его к достижению поставленных целей. Не имевший связи с родиной корабль, тем не менее, в целом придерживался норм и правил, выработанных (обще) европейской практикой; возвратившись из плавания, экипаж экспедиции обогащал полученными знаниями европейское общество в целом. Отметим, что к моменту начала первой кругосветной экспедиции уже существовали те старейшие университеты, в которых прослушал циклы лекций в XIX веке Генрих Шлиман: Парижский университет, основанный в 1215 году, и Неаполитанский (Неапольский) университет, основанный в 1224 году. Ориентировочно 1440 годом датируется начало европейского книгопечатания (Иоганн Гутенберг).

Обсерватория и мореходная школа Генриха Мореплавателя привели в действие колоссальные, глобальные процессы.

Хотя Генрих Мореплаватель и Фернан Магеллан и не могли быть лично знакомы, но мы вправе сделать вывод, что Магеллан был представителем культурных традиций дальних морских плаваний, инициированных Генрихом Мореплавателем.

«20 сентября 1519 года эскадра Магеллана вышла в открытое море» [Кунин К. И.].

В ходе первого кругосветного плавания Магеллана-дель Кано (1519—1522) можно выделить несколько кульминационных моментов.

Один из них – мятеж, произошедший в первых числах апреля 1520 года, еще до прохождения пролива, названного позднее именем Магеллана.

Не всем участникам испанской экспедиции нравилось, что ее возглавляет португалец. Но если бы плавание – на «начальном» этапе сопровождалось очевидными успехами и ощущением безопасности, то вряд ли национальная принадлежность руководителя имела бы существенное значение. Но успех был еще далек, а ощущение опасности витало в воздухе. В какой-то мере мятеж мотивировался противостоянием «чуждому» португальцу.

Слова, сказанные Магелланом за день до подавления мятежа: «Мое решение твердо: я лучше испытаю самые тяжкие лишения, чем с позором поверну обратно в Испанию» [Кунин К. И.].