Борис Михайлов - Женщины наших грёз. Роман о любви, журналистах телевидения, о выборах мэра, немного легкой эротики

– На студии совсем другая, не такая женственная и желанная.

Аннушка принесла початую бутылку крымского марочного портвейна, и Вадим не стал отказываться, ссылаясь, что за рулем. Появились яблоки, печения, конфеты. Аннушка достала бокалы, села напротив.

– Более существенной еды, сожалею, нет. Подождешь – сбегаю вниз в гастроном.

– Спасибо. Пригласила попробовать крымского вина и рассказать приключения с подружкой.

– Как хочешь. Мое дело предложить. Может, достать диктофон, включим? Меньше придется фантазировать. Мое имя, надеюсь, не станет фигурировать.

– Диктофон? Замечательно! Тащи и включай.

Она сходила в соседнюю комнату за диктофоном.

– По-книжному говорить, или как? – спросила, протягивая диктофон.

– Как сумеешь.

Она села, налила себе в бокал вина и заговорила.

– И, так. Стояли погожие теплые дни конца августа. День обещал быть солнечным. Когда мы добрались до пляжа, по небу бежали белые пушистые облака, они недолго закрывали солнце. Для купания погода великолепная – не жарко и не мерзнешь, вылезая из теплой воды. Каждое утро небольшой частный пароходик перевозил отдыхающих из Коктебеля в небольшую, закрытую со всех сторон бухту, где самостийно организовался нудистский пляж.

– Прямо как по писанному чешешь, если и дальше так, останется расшифровать запись, вставить готовый фрагмент и назвать автора.

– Не надо. Дарю сюжет вместе с эмоциями. Пусть моим вкладом в вашу книгу будет законченная новелла. В старости, если сяду за мемуары, об одном из отпусков напомнит ваша книга.

– Поехали дальше.

– И так, нудистский пляж. Кстати, купался когда-нибудь голяком?

– Ночью на рыбалке, чтобы не мочить трусов. Особого кайфа не помню, дрожал от холода.

– Ничего не понимаешь! Неповторимое блаженство купаться без ничего, в теплой морской воде. Ощущаешь свое тело свободным, не стесненным одеждой, наслаждаешься полным слиянием с природой… Продолжаю. Добраться сюда можно лишь по морю. Организованные любители купаться, в чем мать родила, приезжали на катере, отдыхающие дикарями, из заводского поселка Орджоникидзе, добирались вплавь, обогнув не очень длинную череду скал, ограждающих бухту от полосы обычных песчаных пляжей, которые заполнял, приезжающий на лето, люд. Пройти вдоль берега по воде, даже в тапочках, мешало острое каменистое дно; три стороны пляжа охраняли отвесные голые горы из вулканических пород.

Мы уже неделю приезжали сюда с Лилькой. Здешние старожилы – несколько компаний, общались лишь между собой, – играли в подкидного, еще в какие-то дурацкие игры, нас с Лилькой не замечали. Мы их не заинтересовали, или их гёрлз не решались конкурировать с нашими фигурами. Возможно, не принято знакомиться на нудистском пляже.

– Почему? Предварительно получаешь необходимую информацию. Оскорбились, никто не клеит?

– Можно и так сказать.

– Опиши подругу. Желаешь – приукрась. Кстати, её Лилей зовут?

– Не роман сочиняю, веду репортаж с места события. Рассказываю, как было. Помогаю представить картину.

Все курортные достопримечательности мы осмотрели в прошлый, приятный, полный волнующих приключений, сезон. В этот приезд уже совершили обязательный ритуал, – посетили музей Волошина, съездили в Феодосию к Айвазовскому, сходили на пароходике к Золотым воротам. Осталась экскурсия по Карадагскому заповеднику, где побыли прошлым летом. Вечера посвящали дискотекам и ресторану в надежде закадрить симпатичного поэта или просто интеллектуала. На серьезный роман ни я, ни Лилька не рассчитывали. Приехали отдохнуть, пофлиртовать, одним словом, – расслабиться. В прошлом году от мужчин не было отбоя, и мы выбирали. В этом – сплошная невезуха. И на ресторан в Доме творчества тратились, и сами проявляли инициативу, и все бестолку. Кого печатали, приезжали к морю с женами и любовницами, начинающие и неудачники сами искали, кто бы их облагодетельствовал. В завершение вечера с милой улыбкой извинялись, что со дня на день ждут перевода с гонораром, а пока разрешают расплатиться за них.

Лиля слабо разбирается в поэзии и всё, что читали ей ночью на берегу, воспринимала с восторгом, хвалила, искренне верила, настоящим поэтам пробиться нелегко. Я же часто уличала её поэтов в плагиате, и разочаровывала подругу. Особенно, когда пытались выдать за свои творения Бальмонта, Северянина, поэтов Серебряного века, к которым, как помнишь, не равнодушна.

Подруге придумаешь другое имя, мне удобнее рассказывать, называя все своими именами. И так, Лиля. Симпатичная молодая женщина 28 лет, еще в возрасте, когда гордятся своими формами и фигурой. Сложена великолепно. Высокая, но не слишком, как современные манекенщицы, длинные ноги, талия, естественный бюст. Богом обиженные, стремятся к такому, с помощью силикона.

– Нарисовала собственный портрет!

– Есть немного. Мы во многом похожи, ухажеры порой путают. Лилька чуть выше меня и красивее. Будешь перебивать, чего-нибудь пропущу, самому придется додумывать.

– Больше не буду. Портрет описала великолепно. Зримо представил – ты.

– Так вот, у Лили свои каштановые волосы, правильный нос, карие глаза и почти всегда улыбка на лице. Кто не видел её в домашней обстановке или в институте, где раньше работала, примет за неумную пустышку – хохотушку. И ошибется. Лиля кандидат наук, а держит продовольственный ларек на Центральном рынке. Их НИИ распался, и жизнь заставила выживать. Родители пенсионеры, неработающий брат, приходится крутиться. Ой, наверное, зря я все это подробно описала, к происшествию никакого отношения не имеет. Ладно, перехожу к главному, вижу, утомила.

– Все нормально, продолжай. – Вадим включил диктофон на воспроизведение и, убедившись, что все записывается, вновь поставил за запись. Аннушка продолжала.

– Облака, наконец, уплыли за гору, в Феодосию, и солнце зажарило вовсю. Умиротворённая жарой, я лежала на широкой красочной подстилке с рисунком льва, которым являюсь по знаку Зодиака, читала и заснула над книжкой. Лилька на половину стояла, на половину лежала, опираясь спиной на огромный скальный обломок, отполированный прибоем, и покрытый мягкой лежанкой. Выгнувшись почти пополам, некрасиво расставила ноги, открыла всю себя солнечным лучам, и тоже задремала. Соломенная шляпа с широкими загнутыми полями, почти ковбойская, закрывала лицо и оставалась единственным, что было на ней. Лежала лицом к солнцу, открыв незагорелые бедра, и то, что обычно прикрывают фиговым листком.

– И ты так подставляла себя солнцу?

– Не перебивай! Дай, доскажу, а то пройдет вдохновение. Я уже говорила, разморенная жарой, задремала. Долго ли продолжалась приятная полудрема, потом не вспомню. Проснулась я от душераздирающего Лилькиного крика. Повернулась к ней и обомлела. Огромный черный дог, положив лапы ей на плечи, навалился, припечатав к скале. Сама она потом рассказывала: «Открыла глаза и увидела страшную черную морду, она дышала в лицо гадким перегаром и скалила зубы, самое страшное – почувствовала, как что-то острое и горячее тыкалось в бедра, пыталось попасть между ног. Ужас сковал, и первое мгновение не могла пошевелиться, закричать. Я дрожала всем телом, а собачий пенис входил в меня… Прошло сколько-то секунд, показавшиеся вечностью, прежде чем я смогла оттолкнуть пса, приподняться и заорать. Пес снова бросился на меня, встал во весь рост, опустил лапы на плечи, и едва не повалил. Я отпрянула, и когти больно прошлись по груди, животу, оставив глубокие ссадины».