Юрий Мартыненко - Мы – красные кавалеристы. Роман

А дома с нетерпением ждали возвращения мужа или батяньки, братана или дядьки родные. Недоедали, чтобы сэкономить лишний кусочек мясца или сальца, прятали в дальний уголок подполья бутылку самогона в надежде, а вдруг объявится? Постучит в окошко как-то ночью! Вот радости привалит! Вот счастья принесет! Это же несравненный праздник! Лишь бы только не сгинул, лишь бы только вернулся любимый, милый, ненаглядный, свет в окошечке!..

В конце августа, начале сентября 1918 года в результате наступления чехословаков с запада и семеновцев с юго-востока, Советская власть в Забайкалье временно пала. Начался период гражданской войны с интервентами и их белогвардейскими ставленниками. В августе 1918 года большевистские организации Сибири были вынуждены перейти на нелегальное положение и прибегнуть к партизанским методам борьбы.

Семеновцы объявили о наборе добровольцев. Не мобилизации, а именно, скажем так, добровольно-принудительной записи желающих служить под белым флагом. Конные разъезды летали по селам и поселкам, выявляя семьи тех, у кого родственники воевали за красных. Грозили расправой карателями, беспощадными к большевикам, предлагали записываться добровольцами в армию атамана Семенова.

Так случилось и с семьей Ефима и Зинаиды Ворошиловых.

– Пожалейте сына, ему всего семнадцать лет, Афоне-то! – кричала, умоляя, Зинаида.

– Если не пойдет, так и знайте, можно и усадьбы лишиться! – злобно грозился тучный фигурой, потный лицом с рыжей бородой вахмистр, размахивая перед Ефимом и Зинаидой зажатой в руке нагайкой. – Покуда добром говорю! Опосля поздно будет! Эй, Сумароков!

– Я, вашбродь! – отозвался худой долговязый казак с винтовкой. Выгоревшая глиняного цвета гимнастерка взмокла под мышками. На смятых грязных штанах бледно желтели лампасы.

– Расскажи-ка им, что сталось с твоими соседями?

– Так, товось…

– Что товось? Поподробнее им втолкуй! – наседал вахмистр.

– Так и есть, что добром не пошел, значит, посельщик мой, Гоха, так одни тока головешки от ихней избы родительской и остались.

– Слыхали? – сдерживая коня, вдруг понизил голос вахмистр.

– Как не слышать, – сокрушенно вздохнул Ефим, а Зинаида, побледнев, закрыла лицо платком.

– Так-то мне! – прикрикнул, снова перейдя на повышенные тона, вахмистр и хлестнул коня по крупу плеткой.

Казак Сумароков перекрестился и пожал плечами, тем самым показывая, что делать, дескать, нечего, надо смиряться с новой властью…

– Ладно, Афонька, не дрейфь, в фуражирах-то не пропадем, – успокаивал парня, готового заплакать, Ванька-вахмистр. – Ты еще разревись, как баба! – он испуганно оглядывался на рыжебородого вахмистра, настоящего вахмистра, на погонах которого нашиты широкие желтые лычки.

Прозвище свое Ванька получил в раннем детстве. Он отчетливо помнит, как почему-то всем взрослым постоянно твердил, что, когда вырастет, будет вахмистром. Может, оттого, что его, безотцовщину, часто задирали старшие ребята. То звонкий щелчок дадут, то глухой подзатыльник. Ванька рос болезненным и хилым. Потому к службе военной, наверное, бы не сгодился. Но мальчуган знал, что вахмистр в казаках – большой начальник, и ему подчиняются остальные. Единственной защитницей была матушка – болезненная, вечно бледная Серафима. Муж, когда Ванька еще в тряпки писался, уехал в город на заработки и сгинул. После очевидцы сказывали, что где-то в кабаке по пьяному делу в драке и полег от ножа очередного собутыльника…

– А почему вахмистром? Есть чины и повыше, – добродушно смеялись, глядя на сопливого сорванца седобородые посельщики, некоторые из которых прошли русско-японскую и имели Георгиевские кресты.

– Не-а, – утирая нос рукавом, – важно отвечал малец, не выговаривая букву «р». – Хочу быть только вахмистлом.

Ну вахмистром, так вахмистром, – добродушно улыбались беззубыми ртами старые вояки-рубаки – былая удаль Забайкальского казачьего войска. И ударялись в воспоминания друг перед другом, у кого и какой на ратной службе по характеру был из командиров вахмистр? Кто миролюбивее, а кто на зуботычины мастак?

* * *

Военно-революционный Совет делал ставку по известной схеме, выработанной большевиками еще до Октябрьского переворота, на класс рабочих и крестьян. В Забайкалье эти два класса представлялись в основной своей массе железнодорожным пролетарием и казачеством.

Листовку с текстом передали в паровозном депо одному из проверенных делом смазчиков, который и доставил воззвание к казакам в их поселок.

«Братья-казаки, капиталисты с помощью поставленных генералов направляют вас против рабочих и крестьян, а мы открыто и честно говорим вам, что советская власть – это есть трудовая рабоче-крестьянская власть, которую мы будем защищать до последней капли крови. Генералы и царские офицеры хотят ее уничтожить, птому что она отнимает у угнетателей народа в лице капиталистов, помещиков и кулаков землю, фабрики и заводы, которые после революции должны перейти в руки рабочих, крестьян и казаков.

Эта черная свора пьет вашу кровь! Запустеют ваши поселки и села, зарастет травой степь, потому что некому будет обрабатывать ее, и в награду вы получите прежнюю царскую власть с ее тюрьмами, виселицами и расстрелами. Это неправда, когда вам говорят, что советская власть отберет у вас землю. Она не отбирается у трудового казачества. Излишки земли возьмут у казаков-кулаков и поделят ее между иногородней беднотой.

Много казаков переходит на сторону советской власти. И не верьте генералам на их посулы вольготной и сытой жизни в случае победы над большевиками. Переходите на нашу сторону, соединяйтесь в рабочим классом. Пусть ваша мозолистая рука покарает всех врагов трудового народа! Переходите на сторону Красной Армии! Вместе будем бить и добивать буржуев!!!»

В январе 1919 года вышла печально известная «Директива о расказачивании». Документ развязал руки новой власти в отношении казаков. Репрессии, переселение с коренной территории, экономический террор – красные не гнушались никакими приемами. В результате за короткий срок численность казаков в России сократилась в два раза.

По мнению многих историков, за расказачиванием стоит один человек – Сергей Иванович Сырцов – председатель Донского бюро РКП (б). Позже – председатель совнаркома РСФСР. Он был убежден, что о никаком сотрудничестве с казаками не могло быть и речи. А «аграрная революция на Дону должна состоять в полном разрушении экономического базиса казачества». В общем, казаки были для него как кость в горле. В них он видел непримиримых врагов, от которых нужно было избавиться любой ценой. И если когда-то римский политический деятель Катон Старший все выступления заканчивал одной фразой «Карфаген должен быть разрушен», то Сырцов в докладах в ЦК всякий раз упоминал о необходимости ликвидации казачества.