Александр Такмаков - Провокаторы

Шел четвертый год студенческой жизни Льва Моисеевича, когда среди студентов появилась рукопись статьи о свободе слова в России. В ней говорилось о том, что современные правители огромной страны, и их прихвостни из органов не дают честному человеку высказать всё, что он думает о советской власти, о том, что в дурдомах сидят диссиденты и т. п.

Все тут же приписали этот антисоветский пасквиль Льву Моисеевичу, но он категорически отвергал своё авторство. Одно было плохо, среди его приверженцев появился слух, о том, что он продался гэбистам, будто бы он провокатор и, подобно рыбаку, специально вбрасывает антисоветчину в качестве наживки для недовольных. В те дни несчастный Лёва бегал по институту и уверял всех, что он здесь не причём, что это поклёп на его честное имя. Многие студенты снисходительно похлопывали его по плечу и говорили, что всё, мол, окей, так и надо, а вскоре в институтской газете появилась карикатура, на которой рыбак, с характерным Левиным профилем, сидя на черной туче, забрасывал удочку с антисоветским пасквилем на крючке. Внизу толпились легко узнаваемые сокурсники и жадно, широко разинутыми ртами, ловили рукопись. Больше недели Лёвушка ждал исключения из института, по несколько раз в день забегал в деканат, просматривал доску объявлений, но приказа всё не было. Не выдержав неизвестности, Лёвушка помчался в комитет комсомола и там, под ехидными взглядами комитетчиков, написал заявление о своей непричастности к антисоветчикам, будто бы гнездившихся в стенах их прославленного института. К счастью для Лёвушки никто и не собирался применять к нему никаких санкций. Поговаривали так же, что Лёвушку куда-то забирали, после чего он начал стремительно лысеть. Знающие люди говорили, что облысел Лев Моисеевич после какой-то страшной трагедии, о которой в его семье никогда не упоминали. Впрочем, другие уверяли, что никакой трагедии не было и в помине, просто он тогда попал в компанию инакомыслящих, его несколько раз тряхнули гебисты и после недельной отсидки в одиночке Лев Моисеевич потерял остатки своей и без того жиденькой шевелюры. Поговаривали также, что он, будто бы не вытерпев издевательств, раскололся и выдал всех участников крохотного кружка недовольных существующим режимом. Впрочем, всем этим россказням и слухам мало кто верил, а иные даже уверяли, будто бы Лев Моисеевич нарочно распускает подобные слухи, что давало ему право называть себя «мучеником совести». Где тут была правда, а где вымысел Николай так никогда и не узнал, но вот манеру Льва Моисеевича панически вздрагивать всякий раз, когда слишком громко стучали в дверь их квартиры, он давно заметил. Много позже Николай узнал, что Лева был отравлен на принудительное обследование в психиатрическую больницу, где, будто бы был поставлен диагноз вялотекущей шизофрении и параноидальное развитие личности. Впрочем, по убеждению Николая, подобный диагноз можно обнаружить у любой легко возбудимой творческой личности.

После окончания института Льва Моисеевича, по высокой протекции, устроили младшим научным сотрудником в одно из престижных КБ, где создавались новейшие фронтовые бомбардировщики. Первые полгода он так увлекся работой, что на время забыл своего главного врага – государство и всё что его олицетворяет. Вскоре он предложил свою разработку, что-то вроде летающего авто, сделал действующую модель, но идею не поддержали, тем самым вызвав взрыв негодования и целый поток обвинений чиновникам от науки. Поняв, что в прикладной науке и действующем производстве всё уже распределено между маститыми учеными, Лев Моисеевич пустился в беллетристику, написал большую статью о пользе революционных потрясений в общественной жизни и под псевдонимом отправил её в один из солидных отечественных журналов. Статью не опубликовали, но появилась разгромная редакционная статья о псевдореволюционерах и провокаторах всех мастей. Впрочем, появление редакционной статьи не удивило Льва Моисеевича, и вскоре он совершенно забыл о журнале. Но, как позднее стало известно, кое – кто, не только не забыл статью, но и каким-то образом отыскал её автора. Однажды вечером ему позвонила женщина, представилась шеф-редактором журнала, сказала, что внимательно прочитала статью, полностью с ним согласна, и попросила разрешение отослать её в «Посев». В те годы – это одиозное издание было под запретом и тайно распространялось в нашей стране. Недолго думая, Лев Моисеевич согласился и предложил закрепить заочное знакомство личной встречей. Через своих знакомых, Лев Моисеевич узнал, что Фрида, (так звали эту даму) совсем и не редактор, а одна из активисток Хельсинской группы, через неё в столицу шла нелегальная литература и самиздат. Фрида не только распространяла все возможную антисоветскую литературу, но принимала непосредственное участие в акциях протеста на Красной площади, распространяла листовки с призывами свержения существующего строя. Много раз подвергалась арестам и принудительному содержанию в психиатрических лечебницах. Через три дня встреча состоялась в кафе на Арбате, Фрида Зибельман оказалась малопривлекательной женщиной тридцати лет, но весьма умной, начитанной и напористой особой. Беседа с ней окончательно убедила Льва Моисеевича в необходимости борьбы с существующими порядками, борьбы за демократизацию общества и отстранения от власти КПСС. С той поры в близком окружении он стал официально именовать себя диссидентом и борцом за права человека, намекая при этом на свою связь с определёнными кругами Западной Европы и США. Связь эта, по-видимому, была, так как вскоре радиостанция «Голос Америки» передала полный текст его неопубликованной статьи. На следующий день после передачи Льва Моисеевича вызвали в первый отдел КБ и потребовали объяснений. Страна стояла на пороге перестройки и гласности и потому Льву Моисеевичу вместо дурдома предложили незамедлительно покинуть режимный объект. Получив расчет Лев Моисеевич попытался устроиться на работу по специальности, но всюду получал отказ. Тогда он написал петицию в Верховный Суд с требованием восстановить его на работе, указывая на то, что никаких военных таен, он в своей статье не разглашал, а значит, никто не может лишить его права на труд. Не известно, каким образом, но эта петиция с комментариями забугорных правозащитников попала на страницы иностранной прессы, получила широкую огласку на Западе и стала предметом обсуждения в Совете Европы. Представитель одной из страны, члена ЕС предложил Льву Моисеевичу выступить на заседании Совета с докладом о демократических свободах и правах человека в СССР. Это был звездный час Льва Моисеевича, его заметили не только политические деятели, но и представители различных фондов развития демократии в странах Восточной Европы. Правда для поездки в Брюссель требовался заграничный паспорт, и Лев Моисеевич приготовился биться за своё законное право свободного передвижения с чиновниками из МИДа, но к его удивлению уже через месяц получил документ, а затем и шенгенскую визу. По возвращении из Брюсселя Лев Моисеевич развил бурную деятельность по созданию нелегальной политической партии «Народ и воля», основной деятельностью, которой, должна быть борьба за отмену цензуры, реализация (не на бумаге, а на деле) основных прав и свобод, многопартийность и гласность. Основными методами борьбы провозглашались публичные акции, как-то – демонстрации и митинги протеста, распространение листовок и собственной газеты, голодовки в знак протеста и другие формы ненасильственных действий, которые бы, в конечном счете привели к установлению в стране демократической формы правления. Фрида Зибельман с восторгом поддержала эту идей и принялась лихорадочно вербовать сторонников демократии. Вскоре состоялся нелегальный съезд партии «Народ и воля» на котором присутствовало тринадцать человек из пяти регионов. На первом заседании был принят манифест ко всем неравнодушным людям с призывом создавать отделения партии на местах. Затем обсудили Устав, но к единодушному мнению не пришли из-за формулировки ненасильственного свержения существующего строя. Семь делегатов требовали радикальных мер, вплоть до вооруженного восстания. Регионалы доказывали, что недовольство народа существующим режимом достигло предела, чему способствует отсутствие в магазинах жизненно важных товаров и будто бы народ только и ждёт новых вождей, способных повести за собой массы. Лев Моисеевич сумел погасить страсти, доказав, что радикальные формулировки на руку их врагам, которые постоянно ищут причину для разгрома любой оппозиции. Решили ничего не принимать, а обсуждение и принятие Устава перенести на более позднее время.