Андрей Синельников - Великий князь всея Святой земли

Вот такие были два рода-племени от Ариев древних свое начало ведущие, подлунный мир покорившие и в руках своих крепко держащие. А символом единства этих родов, символом общего корня и общего дела стал орел о двух головах. На едином теле две головы в разные стороны смотрящие, дабы не скрылось в этом мире ничего от их ока всевидящего.

Звук гуслей становился все тише и тише и, наконец, замолк. Андрей стряхнул оцепенение, оглянулся, он даже с начала не заметил ни каких изменений, но вдруг понял, что он на берегу не той реки, сзади нет темного бора, а рядом не сидит витязь в красном плаще и золоченых латах. Княжич закрутил головой, даже не боясь показаться смешным, место было ему незнакомое и не то что бы опасное, наоборот чувствовалась какая-то надежа во всем, а скорее неуловимое. Хотя во всем было что-то знакомое, узнаваемо доброе и чудилось сейчас должно открыться ему такое хорошее, хорошее, и он аж привстал на своем пригорке, поросшем зеленой шелковистой травой. По полянке со стороны березовой рощи к нему шла знакомая фигура.

– Мать, матушка, – с теплом подумал Андрей, но, приглядевшись, понял что ошибся, хотя от приближавшейся женщины в бело-голубом сарафане и высокой кичке на русых волосах веяло теплом дома, материнским молоком, и хлебным духом.

– Добрый день, тебе молодец, – голос был мягким, теплым и обнимал, как ласковые руки матери, – Зовут меня Лада, я Рода вашего мать и наставница. Я тебя долго не задержу, скажу тебе наставление материнское и отпущу туда в Явь земную.

– Здрава будь, покровительница, – Андрей поясно поклонился ей в ноги, – Видеть тебя и так большое счастье, а уж говорить с тобой, о том и мечтать не дадено.

– Слушай меня, князь. Да, да князь, пройдет время, и быть тебе Великим князем, и не только земли Суздальской, а всей Славянской Земли и других земель. Возлагаю руки свои на главу твою, и даю тебе свое благословение. Каким Богам не прикажет судьба служить, помни одно, всегда и везде чти Богородицу, во всех Верах она одна, как и бог единый, но он в каждой Вере свое имя имеет, а я везде и всегда Божья Мать – Богородица. Потому, клянись и дай обет, в любой земле, в любой Вере главный храм будешь мне посвящать, моим именем клятвы давать, и моим слугам молитвы возносить. Тогда пребудут с тобой моя материнская благодать и покровительство. И еще, слабых не обижай. Огнем и мечом Веру пусть твои дружинники несут, а ты неси словом мудрым и любовью чистой. Из самых лучших, самых преданных сделай малую дружину, назови моими слугами и приблизь к себе. Им нести обеты бедности и безбрачия. Для них я и мать, и жена. Они тебе первые други и первые помощники, потому им от тебя, именем моим, на старости лет или по немощи, отцовская забота и заступничество, им у тебя – тихая гавань. И последнее, жены ваши – дочери мои, продолжение рода вашего, им почитание от вас, как мне, в них мой дух и дух предков ваших и пращуров. Чтите его и умножайте, преклоняйтесь перед ним в образе матерей, жен и сестер ваших.

Ну, все, иди князь, помни, я с тобой, где бы ты ни был, что бы ты ни делал, пока в силе порука наша, в силе и заступничество мое. Ступай с Богом, пусть скатертью ляжет твоя дорога, по ухабам да оврагам жизненным. Счастья тебе и удачи. Прощай.

Андрей успел только поцеловать край бело-голубого узорчатого платка таявшего прямо в его руке. Фигура Лады пропала и вместе с ней начала затягиваться туманом березовая роща, поляна и берег реки, на котором он стоял. В ушах опять зазвенели колокольчики, он провалился куда-то в серебряное облако, и почти тотчас же туман рассеялся, и он различил перед собой ведунью Малку, волшебную чашу в руке, и стены старого шалаша.

– Здравствуй княже, – с чуть заметной улыбкой мягко сказала она, – С возвращением. Где побывал, с кем совет держал, чего видывал – то не пытаю. Это твоя тайна заветная, это начало твоего Посвящения, одному тебе даденного, и про то ни мне, ни родным, ни кому от тебя не должно быть ведомо. Садись, отдышись, попей кваску медового, не волшебного, – в глубине ее лазоревых глаз опять промелькнула хитринка, – А я тебя покину на времечко, что бы и тебе перед глазами не мелькать, и свои дела сделать. Не ты один советы и наказы получал, не ты один в Нави тропы топтал, – опять в глазах ее мелькнул, уже знакомая ему искорка.

Андрей не успел и глазом моргнуть, как перед ним очутилась ендова с квасом, пирожки на блюде и корчага с моченой клюквой, а сама хозяйка растаяла, как Снегурочка из сказки, рассказанной ему нянькой в далеком детстве. Он расслабился на шкурах, отхлебнул кваса и похоже задремал.

Вернул его из дремы обратно в шалаш тихий шелест легких шагов и совсем незаметное дуновение ветерка, которого он бы и не услышал, и не почувствовал, если бы не звериное его чутье. Он не стал раскрывать глаза, а из-под прикрытых ресниц обвел взглядом пространство вокруг себя. Рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, тихо крался какой-то отрок, в светло-зеленом кафтане, такой же шапке и темно-зеленых щегольских сафьяновых сапожках. Княжич напрягся, подождал, пока он приблизится, и резким движением схватил его за руку, отработанным боевым приемом, загибая ее за спину. Сделал он это мгновенно, почти не приподнимаясь, стараясь, при этом, не причинять боли незнакомцу, во-первых, потому что тот не делал ему ни чего дурного, а во-вторых – это был чужой дом, и может отрок этот, был гостем хозяйки.

Шапка упала с головы незнакомца, и по плечам рассыпались золотые волосы, а в глаза ему полыхнул, уже хорошо знакомый лазоревый взгляд, с запрятанными в его глубине хитринками. Все промелькнуло в мгновение, Андрей был пойман на какое-то неуловимое движение и сам оказался на шкуре, а отрок на ногах рядом. Да не отрок, теперь княжич ясно видел, что перед ним Малка, только в мужском платье, кольчужной рубашке под кафтаном и с половецкой саблей, в таких же, как сапожки сафьяновых ножнах, сбоку.

– Ты чего это? – Спросонья, недоуменно спросил он.

– Извини княже, что разбудила, и извини, что на шкуру сбросила. Ну, да и ты не промах. Ишь узрел и схватил сразу же. Не удивляйся и не возражай, не нам с тобой судить рядить, что надобно. Велено мне с тобой в дружине идти, в платье отроческом. Назовешь меня сыном боярским Малком из Плещеевска, и сделаешь хоть стольником, хоть спальником, хоть стремянным, но при себе. Волосы я подрежу по-мальчишески, хотя жаль, – Она искренне вздохнула и тут же рукой, как бы отмахнулась от этой мысли, – Встретимся завтра с утра, я к тебе подъеду с челядью. Все. Пора и честь знать. Мне собираться в дальний путь, тебе отдохнуть от сего дня, небось, полна голова видениями. Да на дворе уже солнышко за гору почти спряталось, а тебе еще из лесу до города добираться. До встречи, княже, – она опять улыбнулась и почти вытолкнула его из шалаша навстречу старцам, что привели его сюда утром.