Андрей Шапеев - Переменчивые Просторы, или Инженер и баклажаны

Дизайнер обложки Лука Птичкин

© Андрей Шапеев, 2017

© Лука Птичкин, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4483-8099-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В этом фантастическом романе главный мотив – столкновение со Странным, переживание Странного и примирение с ним. Немаловажную роль играет и выдуманный язык, на котором говорят жители Просторов. Если Читатель станет переводит реплики персонажей по словарю (который содержится в приложениях), то у него сложится одно представление об этом мире. Если же Читателю не захочется заниматься переводами, то ничего страшного – у него просто сложится другое представление, не хуже и не лучше первого. Читатель также волен сопереживать одной или другой стороне конфликта, а может занять в отношение происходящего какую-то третью независимую сторону. Приятного чтения!

Я снял деньги с банковского счета, пришел домой, уселся на диван, разложил купюры рядом с собой и уставился на них. Они лежали, не шевелясь, на синтетической материи дивана и оттого, что купюры были крупными, денег казалось мало. Нам с женой на путешествие. До нужной суммы недоставало четырех тысяч. Их обещала подкинуть жена. Но сейчас она еще была на работе. На плотно занавешенных шторах солнце снаружи пропечатало два кривых оранжевых прямоугольника. Эти два прямоугольника и отвлекли меня от созерцания развалившихся на диване денег. Когда я уходил, то, должно быть, забыл раздвинуть эти шторы. В комнате было душно. Сидеть без дела и концентрироваться попеременно то на деньгах, то на шторах, было бессмысленно. Что-нибудь нужно было делать либо с одним, либо с другим. Я встал, раздвинул шторы и открыл окно. Пусть проветрится. Затем пересчитал деньги еще раз и сложил их в приготовленный для них конверт, после чего прошел на кухню, налил заварки из зеленого чая в старый граненый стакан, разбавил холодной водой, в гостиной включил телевизор, и стал листать каналы, медленно прихлебывая чай и дожидаясь жену.

По одному из каналов шел фильм «Восемь с половиной» Феллини. Я попал как раз на начало. Главный герой, застряв в пробке в первой своей фантазии, задыхается в своем автомобиле от дыма. Люди в других автомобилях с каменными лицами наблюдают за тем, как он корчится. Я оставил канал и стал смотреть такие знакомые кадры. Сам я очень часто смотрел этот фильм. Раз десять точно. Но досмотреть до конца не получалось ни разу. Все время что-то прерывало мой просмотр. В последний раз, например, я смотрел фильм в интернете, и, досмотрев так далеко, как никогда не досматривал – до сцены c иллюзионистом в светском обществе и его ассистенткой. До конца оставалось совсем немного времени, и тут интернет отключился. На экране выскочило уведомление об ошибке. Потом я досматривать не стал – настроение было уже не то. Когда же это было? Год прошел, не меньше. Само имя героя, Гуидо, которого играл Мастроянни, часто и до сегодняшнего дня звучало у меня в голове, как будто кто-то звал: «Гуидо». Тихо так, без эмоций. Такие вот до мистического особые отношения могут быть у человека с кинофильмом. Мне было приятно, что я хотя бы в этот раз смогу досмотреть фильм и узнать, чем же все закончилось, потому что в моей-то голове ничего не закончилось, это был фильм без конца. Герой без конца собирается снимать фильм, техники все больше, актеры почти все подобраны, но съемка не начинается. Начнется ли она вообще, или лучше не досматривать? А кто вообще этот Гуидо – несчастный нарцисс или, может быть, герой-страдалец?

Я внимательно смотрел, а потом пришла жена. Открыв дверь, я вернулся на диван.

– Я фильм смотрю, очень интересный, – крикнул я, услышав шум воды в ванной: жена мыла руки.

Шум воды унялся, жена прошла мимо меня, плюхнулась в кресло и положила ноги на пуфик. Так мы сидели, пока минут через пять она не произнесла:

– Какая же скукотища.

– Чего скукотища-то? – возмутился я, – Феллини. Ты слышала хоть о нем?

– Конечно, слышала. Ну и что, что Феллини? Известный режиссер, да только это не значит, что мы сразу кланяться ему должны. Снимал же страшную нудоту́. – Она помолчала и добавила, – еще и черно-белую.

Я вздохнул и задумался, чем бы возразить.

Иногда на такой вот нудоте лучше видны человеческие отношения с миром, – выпалил я.

Может быть, – безразлично протянула жена, отвернулась к окну и стала смотреть на блестящие от солнца крыши домов.

Как прошел день? – спросил я.

Не спрашивай, – махнула она рукой, – просто сумасшедший дом.

Работала она в бухгалтерии одного завода по производству обоев, а я – инженером в частной фирме. Свою работу я уже давно хотел сменить, да повода уйти не было. Вот уж где скукотища, вот уж где настоящая нудота. Люди серые, словом не обмолвятся, кроме дележки каких-то сплетен. Даже не сплетен, а обрывков сплетен. Ничего плохого они мне не делали, да и я им тоже, просто я чувствовал, что мне там не место, что я просто растрачиваюсь попусту. Что касается жены, то ей работа, похоже, даже нравилась, по большей части, из-за коллектива, несмотря на сезонный «сумасшедший дом». Так бывает: в одном месте для сереньких людишек будто мёдом намазано, а в другом намазано – для светлых людей, способных дружить. Я, наверное, принадлежал к первым, вот меня к себе подобным и притянуло. С моей женой вышло наоборот.

Я деньги снял, – сказал я.

Хорошо, скоро пойдем выкупать путевки, – произнесла жена. – Ты ужинал?

Не-а.

* * *

Прямо у телевизора мы съели вкусный, но очень вредный ужин, приготовленный в местном ресторане быстрого питания и купленный моей женой по пути. Довольный, я развалился в кресле. Кстати, я забыл сказать. Я толстый. При моем росте метр семьдесят я вешу девяносто пять килограмм. Пока мне не слишком тяжело, потому что я еще молод. Но я точно знаю, перевали мне за тридцатку, и с бодрым и довольным видом придется попрощаться. Но пока можно есть, как я себя успокаивал.

Хорошо же как, – сказал я.

Хорошо. Это уж точно. – Моя жена весила шестьдесят пять при росте метр шестьдесят, да простит она меня за эти строки. Скорее худышка, чем такой слон, как я. Причем, как и многие женщины, она умудрялась комплексовать из-за своей пары лишних кило значительно больше меня. Что и говорить, у женщин самооценка устроена несколько иначе.

На сцене, где у Гуидо спрашивают, сколько камер будет в его фильме, а потом деланно расстраиваются, что всего лишь пять, моя жена сказала:

Переключи, там сейчас будет интересно. По четвертой. И вообще, помой, пожалуйста, посуду.

Послушай, – начал я совершенно серьезно, понимая, что и в этот раз просмотр срывается, – я смотрел этот фильм раз десять, но ни разу не досматривал до конца. Ты понимаешь, каково это для меня?