Юрий Лунин - Святой день (сборник)

Невероятным усилием воли он выбрался из парковой зоны к знакомой проезжей части, за которой вздымались расклеченные кафелем дома. Всё было окутано тёплым дымом безнадёжной, неспасительной весны.

– Мёртвая весна, – сказал Миша вслух и вошёл в подъезд.

Он тихо открыл дверь и, как обычно, сразу – ещё прежде, чем что-либо увидеть или услышать, – ощутил, что в квартире работает телевизор. Он взглянул на дверь родительской комнаты: дверь была приоткрыта, и в щели действительно голубел телевизионный свет. Миша направился по тёмному коридору к себе, но что-то заставило его остановиться и заглянуть к родителям.

Они сидели перед телевизором на сложенном диване – отец просто, а мать, как обычно, с ногами. Окно комнаты было настежь открыто для проветривания: апрельский ветер держал занавеску в неподвижно надутом состоянии, делая её похожей на парус.

За окном зарождался страшный праздник заката, и на фоне этого праздника крестовина оконной рамы, вздымавшаяся над родителями, чернела тоже страшно и священно – подобно распятию или мачте корабля.

Заметив Мишино появление, мать и отец одновременно повернули к нему свои лица, до этого прикованные к какому-то фильму. Это были иконописные лица. Чувствуя, что вот-вот зарыдает, Миша быстро показал родителям приветственную ладонь, закрыл дверь и ушёл к себе в комнату.

Никогда – ни до, ни после – он не был так близок к самоубийству, как в тот вечер у себя в комнате.

– Ты прости, Миша. Что-то разболтался я, старый дурак, – вздохнул шофёр, видимо не без усилия приостановив поток своей прорвавшейся речи. Он обнял Мишу одной рукой, но, не получив ответного объятия, не посмел задержать руку надолго и, проскользив ею по Мишиной спине, вытащил из пачки очередную сигарету и стал её, покручивая, разминать. – Хороший ты парень, вот что я тебе скажу. Жалко, что не догадался я такого сына себе родить. Вот так же вот сидел бы с ним под звёздами, о том, о другом разговаривал. Всё бабьи глупости слушал: «денег не хватит», «одного бы поднять», «нищету не плодить». Эх…

– Знаете, не такой уж я и замечательный сын, – сказал Миша, чтобы немного утешить шофёра. – Полжизни о революции мечтал.

– И правильно! – поддержал шофёр с неожиданной энергией. – Давно пора, я считаю. – Но тут же и успокоился: – Хотя, конечно, не хотелось бы…

Он встал и пошатнулся.

– Покушать нам с тобой надо, Мишуня, вот что. Пойду займусь, пока не совсем косой. Ты сиди, любуйся…

Он пошёл к автобусу. Миша быстро припал к фляжке и осушил её.

Глотая, он снова увидел небо. Звёзды стали именно тем, для чего прибыли сюда астрономы. Звёзд было невероятно много, Миша никогда столько не видел, и в первые секунды надеялся, что за счёт их небывалого количества в его голове вот-вот родится такая же небывалая, свежая мысль о небе; что, быть может, этой мысли будет достаточно, чтобы побродить с нею в одиночестве по холмам, уже без сигарет, без алкоголя, и найти какие-нибудь новые твёрдые основания для своей дальнейшей жизни.

Но надежда быстро угасла. Устремившись вглубь вселенской ночи, Мишина мысль вернулась назад с той же жалкой добычей, что и всегда: с набором стёртых эпитетов. «Огромная», «бесконечная», «холодная», «равнодушная», «загадочная», «обитаемая», «необитаемая»…

«Надоевшая, привычная. И непробиваемая, как потолок в моей комнате», – добавил он несколько свежих, но ничего не дающих ни уму ни сердцу определений, и его пьяная мысль перешатнулась на землю, к астрономам.

Самих астрономов отсюда было уже не разглядеть. Их местоположение на холмах обозначали одни фонари, красный свет которых напоминал лаву, зловеще проглядывающую в трещинах земли.

«Как хорошо устроились, – думал Миша. – Знают, как какая звезда называется, пользуются приборами, – и им уже интереснее. Они могут о небе часами разговаривать, и всё будут говорить что-то новое. Но это то же самое, что с Тургеневым. Он почему так хорошо о природе рассказывал? Потому что он её убивал – охотник был. С «вооружённым глазом». А заставь человека просто так по лесу ходить – он и двух слов о нём не свяжет. А я всю жизнь просто так проходил».

Почему-то вслед за этим Мишина мысль перескочила на брата, и почему-то перескочила с обидой.

«Захотел меня вытащить – так вытащи по-человечески. Расставь свой телескоп, подведи, дай в глазок посмотреть, расскажи интересные факты. Налей чаю горячего, кашей накорми. Покажи достоинства своей нормальной жизни. А то выехал с этой… Венерой палеолита. А мне что делать?»

Миша встал.

– Мишка! – крикнул от автобуса шофёр. – Уже скоро!

У шофёра тоже был свой огонёк – не красный, а синий, из примуса, совсем маленький.

– Да, да, спасибо, – сказал Миша. – Я сейчас. Только дойду до брата…

Он спускался по осыпающейся песчаной тропинке, по еле различимой серо-голубой полосе на чёрном, и чувствовал, как тяжело встряхивается кожа его опухшего лица от каждого шага вниз: казалось, на каком-нибудь шаге щёки могут просто оторваться вместе с нижними веками.

– В шатающийся праздник ночи… – вслушивался он в свой голос.

Тропинка привела к подножиям двух невысоких холмов, не занятых астрономами. Здесь она не заканчивалась, а только ныряла во тьму древесной поросли, которой, как Миша заметил ещё сверху, были заполнены все складки между холмами.

Опять его удивляло что-то, что казалось сверху таким гладким и простым, предстало вблизи таким подробным и сложным – совсем другим.

Он полез на холм. Подъём был довольно крутой, так что приходилось использовать не только ноги, но и руки – цепляться за случайные стебли, многие из которых были колючими. Очутившись на вершине, Миша упёрся ладонями в колени. Он чувствовал неприятную усталость и опустошённость.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.