Екатерина Павлова - Игра. «Не спеши узнать чужие секреты…»

Я встала перед тяжелой дверью, резной и необычно красивой. Она была вырезана из нескольких кусков разного металла, какие-то ее части были старше остальных. Леонардо начал искать ключи.

– Необычная ковка, – произнесла я, проводя пальцем по металлу.

– Да, старинная. Ей, наверное, уже многие сотни лет.

– А, что за мотив? – мои глаза разглядывали фигуры, пытаясь понять сюжет.

– Запретный плод, – ответил Леонардо и загремел ключами.

– Разве? Здесь в основном одни женщины, пляшущие, с распущенными волосами. И только один мужчина, с чашей вина. Больше похоже на Бахуса и пляски вакханок.

– Это аллегория передана через мужской образ. Видишь, – художник указал пальцем на мужчину с бородой и венком на голове, подносившего ко рту чашу, – он вкусил женщину, которая оплела его своими чарами, и ею же был отравлен. Это – и сладость, и вечный плен, поэтому он окружен таким большим количеством женщин. Ему некуда выбраться, он не может освободиться от пут. Женщин здесь так много, чтобы показать многоликость и коварство женской натуры.

– А, венок?

– Это лавр. Подразумевается, что даже самый мудрый мужчина не может устоять перед женскими чарами.

– Разве такие сюжеты изображают на дверях дома?

– Ну, это же не церковь, – он улыбнулся сквозь свою белую бороду и открыл дверь. – К тому же раньше никто не был таким моралистом, как сейчас. То была Венеция с абсолютно иной моралью и иными ценностями. Вспомни наших куртизанок! Или роскошные балы, стилизованные под вакханалии. Тогда все было по-другому!

Я ступила внутрь, в полную темноту. За спиной светила узкая полоска от открытой двери. Мурашки снова забегали по коже. Дышать здесь было невозможно: одна сплошная пыль и спертый воздух. Я закашляла.

– Я сейчас, только открою ставни, – произнес чужой голос глухо.

Шаги сначала отдалились. Мое тело замерло на несколько минут, прислушиваясь, как открываются с большим трудом ставни. Стал появляться свет. Глаза чуть прищурились и принялись разглядывать помещение.

– Странный, странный дом, – размышляла я, медленно ступая по старому мрамору.

Леонардо вернулся и захлопнул дверь за моей спиной. Я снова вздохнула и стала продвигаться по помещению, следуя за Леонардо из комнаты в комнату. Здесь все пахло сыростью и плесенью… и старостью, такой древней, будто могильной, словно в склепе, от этого запаха кружилась голова. Свет еле проникал через немытые окна. В этом тусклом освещении были видны пыль на деревянных полах, старая мебель в серых покрывалах. Белые одежды закрывали даже картины и другие вещи. Я повернулась к Леонардо. Он улыбнулся.

– Здесь все заброшено, и требуется ремонта, но…

– Здесь волшебно, – солгала я и улыбнулась.

– Я пришлю тебе Ванду. Она здесь уберет.

– Ванду? – переспросила я.

– Она живет со мной, ведет мой дом, – пояснил он. – Пойдем, я покажу все комнаты.

Комнат в этом доме было не много. Холл с лестницей на второй этаж, гостиная с мягкой мебелью и обеденным столом, небольшая кухня с плитой доисторического происхождения и роскошной старинной плиткой, местами отвалившейся, местами с отколотыми краями, на втором этаже был тоже небольшой зал и коридор с двумя спальнями и ванными. Радовало только, что ванны были в отличном состоянии, и в комнатах имелись балкончики. Чердак, точнее мансарда, закрытая наглухо, являла собой самое интересное.

– Там ничего интересного, так что не стоит ее открывать.

Леонардо сказал это немного нервно, увидев мой любопытный взгляд, и, помявшись, спустился вниз. Я последовала за ним. Осмотр продолжался. Самое страшное настало, когда я увидела щиток подачи электроэнергии. Он был поставлен в начале двадцатого века, и лишь слегка как-то модернизировался огромным количеством проводков, что походило на тарелку спагетти неаппетитного цвете. Я хлопала глазами и впадала в панику глядя на это несъедобное блюдо.

– Не волнуйтесь, – произнес хозяин. – Я включу, но если вдруг свет погаснет, просто позвони мне.

– Хорошо, – улыбнулась я, еще раз взглянув на блюдо.

Леонардо поднял чемодан на второй этаж, а потом попрощался со мной у дверей. Дверь захлопнулась как мышеловка, поглотив меня в своей некрасивой пасти. После ухода хозяина, глаза еще раз пробежались по обстановке, нагнетающей тоску и отчаяние. Я села на пыльную кровать, закашляла, взгрустнула и опять закашляла. Работы предстоит много! Глаза забегали по полу в бесполезной надежде выловить хоть что-то хорошее из всей этой ситуации. В голове крутились черные мысли. Не знаю, сколько я выдержу в этом доме? И стоило вообще сюда приезжать? Переезд показался мне наилучшим выходом, а теперь, я сомневалась. Глаза поднялись вверх. Балки так же угрожающе свисали с потолка, старые, но крепкие. Дерево было темным, кое-где покарябанным, единственной радостью для глаз оставались яркие венецианские люстры, искусные, нарядные, однако, сейчас все в пыли. Они моментально придавали яркости и пышности интерьеру и оправдывали свою славу. Красные в нижней гостиной, матовые на верхних этажах, в спальнях.

– Что будет? – думала я, рассматривая их внимательно и отрешенно.

Посидев в спальне, давая тем самым себе время привыкнуть, я перебирала в голове всевозможные мысли, действия. Глаза бегали по стенам и уставились на одну из фресок, которыми была украшена спальня. Странный сюжет: три женщины, разных возрастов, склоняют головы над каким-то непонятным сосудом, причем у каждой из них алчущий, ненасытный вид. Что молодая дева, что женщина в расцвете лет, что старуха – все были омерзительны, с искривленными ухмылкой губами, руками, цеплявшимися за сосуд словно за сокровище. Я еще раз присмотрелась, подошла поближе и дотронулась рукой до одной из них. Раздался неожиданный шум и грохот. Я отшатнулась от стены, резко обернула голову на шум и остолбенела. Медленно открывшись, дверь заскрипела, качнулась и показала в своем темном горле высокую старую женщину с безобразным лицом. Сердце учащенно забилось. Я сглотнула от страха. Женщина смотрела на меня в упор и молчала. Я еще раз сглотнула и хлопнула глазами.

– Я пришла, – сказала она.

Я подумала, что это – смерть. Неужели она так выглядит?

– Что смотришь? – опять произнесла старуха.

Только рот открылся, но ни звука не прозвучало.

– Что делать, то, говорю? – пробухтела старуха.

– Но я… – протянули мои губы.

– Ох, – вздохнула она.

Ее тело развернулось ко мне спиной и ушло в темноту коридора. Я не жива, не мертва рухнула на кровать. Как кукла сидела и ждала, не зная, чего. Рука приложилась к груди и чувствовала, как бешено колотится сердце. Время шло, я сидела. Внизу что-то снова зашумело. Сердце снова забилось от страха. Холодными руками я вцепилась в покрывало и ждала, когда старуха вернется обратно. Она не появлялась. Потом опять что-то зашумело. Несколько минут спустя, уж не в силах ждать, я решилась встать и выйти.