Creative Writing School - Пашня. Альманах. Выпуск 1

Мишке шесть. Виктор только что получил повышение, серьезную должность, которая поможет им отдать долги за недавно купленный в коттеджном поселке дом и обеспечит сыну дорогую частную школу. На радостях укатили в отпуск. В августе на Мальте стояла жара. Рогов плавал и отсыпался. Мишка без устали рубил деревянным мечом воображаемых драконов и глазел на старинные замки. Полина скупала в антикварных лавках пахнущие подвалами безделушки. «Так, – подтрунивал Виктор над ее уловом, – Колокольчик. Миленько. Ключ без замка. Очень практично. Какая-то дребедень со львом…». «Это дверной молоток, – деловито перебивала Полина, – тук-тук, видишь? Мальтийский крест, символ ордена рыцарей-госпитальеров…» – «Не надо, дай отдохнуть», – Рогов морщился, представляя, как они повезут купленное добро домой. История его мало интересовала.

Он и подумать не мог, что это будет их последняя поездка. Осенью Виктор вступил в новую должность и погрузился в работу. Мотался по командировкам, иногда и ночевать оставался в офисе. Ему нравилось. Нравилось поднимать все с нуля, создавать там, где не получалось у других, исправлять то, что казалось неисправимым. Пока решал одни проблемы, накапливались другие. Он не замечал, что Мишка стал чаще оставаться у бабушки. Не понимал, что несколько раз возвращался просто в пустой дом. С Полиной он даже виделся не каждый день. Несколько раз пытался поговорить, объяснить, что это временно, что дальше будет легче. Она соглашалась, ни в чем не упрекала, тихо плавала по дому, переставляя с места на место кованые подсвечники. Больше не пыталась рассказывать ему о символическом значении винограда в истории искусства, видах инкрустации на мебели или творческом почерке известного художника.

Это был обычный глухой вечер после рваного гудящего рабочего дня. Когда Рогов по пыльной июньской Москве добрался до своего поселка, было уже за полночь. Полина сидела за столом в полутемной кухне. На ней было атласное черное платье и жемчужные бусы, которые Рогов подарил ей много лет назад. «Ты откуда такая торжественная?» – удивился Виктор. И сразу заметил, что в руках жена мяла и крутила маленький листок бумаги. Она всегда так делала, когда сильно волновалась.

Рогов так и не узнал в тот вечер, как звали антиквара. Как оказалось, невидимый соперник, который теперь и соперником-то не был, тенью скользил по их жизни уже давно. Это с ним Полина ходила на выставки и вернисажи, по его рекомендации покупала старинные карты и гравюры. Виктор с отвращением подумал, что, быть может, этот человек даже бывал в его доме, и бросился в темноту кладовки за чемоданом. «Ты ведь никогда не понимал, что я люблю на самом деле», – донеслось из кухни вдогонку, и дверь захлопнулась.

Тук-тук. Виктор вытянул из кармана чемодана ту самую дверную колотушку с Мальты. Бронзовую звездочку мальтийского ордена, похожую на сросшиеся вместе четыре ласточкиных хвоста. Молоточек в форме головы льва с лохматой гривой и грозно приоткрытой пастью. Зачем-то он схватил этот молоточек еще тогда, в смятении убегая из дома. И так и не решился избавиться.

Лейтенант молча уставился на колотушку.

– Сувенир с Мальты, – объявил Рогов и криво улыбнулся.

Когда Рогов закрыл за собой дверь, охранники все еще хохотали, а маленькая женщина с черными волосами, психолог, продолжала твердить: «Я же говорила. Не мог он». Колотушку он оставил ей на память.

До вылета самолета оставалось 40 минут. Первый раз за два года Рогов почувствовал, что летит домой.

Митя сказал: «Отвоюй себе место в этом шкафу, тут довольно пусто». Оставил ключи и ушел. Стоя в темном коридоре с охапкой одежды, я открыла дверь огромного шкафа и сдвинула в сторону его содержимое. Пальцы коснулись чего-то липкого, гладкого и скользкого, похожего на человеческую кожу. Это был латексный костюм.

Я всегда считала, что лучше делить быт с человеком, чье понимание свободы вмещает непопулярные пристрастия и модели поведения, нежели с тем, у кого оно ограничено стремлением к стандартной добропорядочности.

Два года назад я не раздумывая написала бритоголовому парню в латексе на аватарке, который запостил объявление о том, что на Цветном недорого сдается уютная комната в трешке. В Интернете нас объединял только паблик Жака Деррида, но я решила, что это достаточное основание для гармоничного оффлайн-соседства.

И не ошиблась.

На пороге меня встретил высокий, голубоглазый и приветливый Митя.

Угостил чаем и показал комнату – высокий потолок, свежий паркет, пустые стены молочного цвета, двуспальная кровать и кожаный диван, на котором лежал металлический ошейник.

– Остался от предыдущего жильца, стриптизера, – объяснил Митя. – Он уехал танцевать в Китай.

– Почему такая невысокая цена? – спросила я на всякий случай.

– Это же всего лишь комната, – просто ответил домашний философ, и мы обменяли деньги на ключи.

Я вселилась весной, во внутреннем дворике цвела сирень, и само название – Последний переулок – звучало как обещание чего-то неизбежно нового.

В меру замкнутый и тактичный Митя оказался идеальным хозяином и соседом. Сам оплачивал счета за свет и воду, не вмешивался в мою жизнь и спокойно относился к гостям в любое время суток. Зимой купил по обогревателю – мне и другому жильцу, добродушному бодибилдеру с татуировкой во всю спину Славе.

Мне казалось, будто я живу под невидимой защитой двух телохранителей в каком-нибудь европейском отеле. Изумрудное здание круглой формы, мозаики на фасаде, театральные люстры в подъезде – «хорошо устроилась», – завидовали друзья, забегая на ланч.

Квартира располагалась в старом доходном московском доме.

Соседи жили обособленно и тихо. О присутствии Славы можно было догадаться лишь по новым банкам с протеином, спортивной сумке в прихожей и где-то раз в месяц – по воплям Вики, его темпераментной подруги-стюардессы, которой нравилось разыгрывать развод по-итальянски.

Митю выдавала маленькая кастрюля с пакетом риса или гречки на кухне, звук выключателя в ванной и тяжелые шаги по длинному коридору.

Бывший фотограф и профессиональный кинооператор в возрасте тридцати трех лет, целыми днями сидел в своей комнате, окруженный спортивным тренажером, компьютером и кроватью, временами выходил покурить во двор.

На праздники к нему наведывались глубоко декольтированная рыжая девушка, усатый очкарик средних лет, молодой кавказец и анорексичная брюнетка с густо накрашенными ресницами. Они бесшумно запирались в комнате, и Митя доставал из шкафа латексный костюм.

Мне не было до них дела. Я получала второе образование и много работала. Иногда мы с Митей вместе курили во дворе. Я узнала, что девушка с фотографий на холодильнике сбежала на север с предприимчивым архитектором, оставив его одного бороться со стрептококком. Отец, бывший советский спортсмен, умер, когда Мите было семь лет. Мать он называл «выжившей из ума блондинкой» и рассказывал, что ублюдок старший брат стал нормальным человеком лишь после аварии и клинической смерти. Митя общался только с бабушкой, которой стукнуло 93, и она едва передвигалась.