Марат Карапетян - Арт-директор

Мы на концертах никогда не играем на заказ. Табу. Но иногда могут попросить а-ля бандиты или просто друзья родственников, которым отказать неудобно. Я объявляю в этом случае, что песня стоит 500 тысяч рублей. И люди отказываются. Ни разу не заказали еще. Но и я не отказал. А вот если бы Роман Абрамович был на концерте, он бы точно не поскупился, и мы бы купили барабанщику новую машину. Было бы очень кстати ему. Он бы возил барабаны и детей в этой рок-машине. Почему он не приходит?

Зато часто приходит опустошение, когда в зале много мертвяков. Это такие люди, вроде и приличные, и даже не особо страшные, руки, ноги, дети даже есть, они отличат попсу от рока, скажут пару слов при случае, но их внутренняя жизнь кончилась, дух испарился, а физически они еще не умерли. Просто от них веет ужасом, пустотой, вялостью и безмерным скрываемым безразличием. Они доживают свою жизнь, играть для них – просто мучение для меня. Пытка. А их как-то все больше и больше. Как в сказке, я всегда борюсь с ними на всю катушку, стебусь, издеваюсь, пытаюсь их вывести из зала, но иногда не выходит… И если их на концерте больше 15—20%, бывает трудно справиться с их желанием жить за твой счет. Вечная борьба.

На первом курсе универа у меня появился товарищ, которого можно было бы назвать старшим другом. Добрый, сильный, большой, с явными криминальными ненавязчивыми наклонностями. Папа его цыган, мама с Кавказа, а он – смесь доброты и яростной агрессии. Нежный с друзьями и невыносимый, до тошноты, с врагами. Чистый Кавказ. Которого я давно не чувствую вокруг. Он меня как-то особо выделял, гордился мной, наши родители были знакомы, но это было совсем не главное. Все неформальные вопросы на факультете можно было решить через него, старшие курсы его побаивались. Когда мы были в колхозе, дружба наша окрепла в походах за девушками в соседние деревни. Он брал арбуз и бутылку, я гитару и улыбку, он стучал в дверь, пил водку с красотками с других факультетов, я играл Битлов на гитаре и произносил тосты-самопалы, он разбивал бутылку и ложился на осколки, я с гитарой вставал на него. Типа он как Куклачев, а я – поющая и говорящая кошка. Представление закончено. Завороженные его статью и мужественностью, они шли за нами. Некоторые мужчины обладают ярким и быстрым обаянием, ему трудно противиться, но им нужна красивая рамка, некая прелюдия перед тем, как оно начнет действовать, и в то же время нужен контраст, на фоне которого это обаяние будет усиливаться. Моя роль странного толкового контраст-парня при нем вызывала порой недоумение у его взрослых товарищей, но его привязанность ко мне переваливала их скептицизм. Благодаря его поддержке мне удавалось вести себя свободно и вызывающе. Он был моим тылом.

Он знал, что мне нужны деньги на электрогитары и барабаны, и мы поехали фарцовать в Польшу. Три 17-летних парня поехали на автобусе продавать дрели, фотоаппараты и сверла, чтобы купить там дефицитные шмотки и, продав их, заработать. Было весело. Я спас от самоубийства девушку во Львове, вытащил из окна общаги; нас с другом (другим) сильно избили в Польше; вещи мы не продали; водители-жулики хотели порезать нас на вокзале, так как мы не давали им обирать женщин из нашего автобуса; ко всему прочему я купил очень красивую майку для себя, а она оказалась женской. На плечики я почему-то не обратил внимания. Бизнес не задался. Поляки не особо приветливые ребята.

Но мы с ним не сдавались уже тогда. В июле 1992 года он предложил мне поработать на очистных сооружениях. Его мама устроила нас на эту высокооплачиваемую халтуру. Работа была простой: в 9 утра в яму с грязными рыжими камнями, кидаешь их лопатой в бадью, она поднимается, потом вниз – и так весь день. Перерыв – час. Оплата – около 250 долларов в месяц, по тем деньгам – реально много. Стипендия – 10 долларов. То есть в день – одна стипендия. Он много пил тогда, я с ним, но несколько меньше. С похмелья выходили в шахту, через пот алкоголь выходил, от столовской еды начиналась изжога, но я точно понимал, что если не будет бас-гитары – группе не быть. Ну никак. Мы с ним сильно сошлись тогда. Он меня многому учил, объяснял, как деньги легкие делать, показывал, как обходиться с людьми, как нужно кадрить девушек. Мы ездили на странные встречи с грубыми людьми, которые постоянно грызли семечки и часто сидели на корточках. В общем, я на этих «стрелках» молчал и много думал.

В нашем уездном городе есть огромный универмаг, просто монументальный памятник архитектуры советского периода. В народе его зовут Бастилия. В эпоху перемен там образовалось огромное количество коммерческих магазинов, в которые ринулись наши люди. Какие там работали шикарные продавщицы в лосинах! Там-то и ждала меня моя первая бас-гитара. Немецкая. Черная. Diamant. С коротким грифом. Очень тяжелая. В тот очень важный день гитара ждала меня – я так боялся, что ее перекупят! Вспотел, пока покупал. Вау! Иметь басуху означало, что ты просто реальный музыкант. Все, что осталось, мы с моим другом жестоко пропили вечером в ресторане. Он сказал мне тогда: «Дурак ты, Карапет. Могли бы тачку купить слегка убитую, например японку с правым рулем, и могли бы с понтами в универ ездить. Эх ты, не врубаешься, что понты дороже денег. Наиграешься в свою музыку и забросишь». Мама и папа о бас-гитаре не спрашивали, так как я на ней, получается, не играл. Типа ее и не было. Звука ведь она не издавала. А я ее доставал вечерами и часами на ней беззвучно что-то наигрывал.

Мой друг-еврей стал частенько на нее заглядываться, а однажды попросил ее унести домой на пару недель. Скрепя сердце я отдал ему ее, не подозревая, что он собирается ее освоить. Вот он взял, перечитал все что можно о басе, и освоил. Ну что вы скажете?

И все же водка туманит мозг. Если, когда ты набрался, нет милой девушки поблизости – нет программы разоружения, и начинается эскалация. Так и рок. Если его нет, внутри копится ужасная усталость, и она сильна.

Я вынужден был часто ездить на юг с мамой. Там родня. Армянская, формальные улыбки, странные подарки, водка по утрам и в обед. Ранний отбой под жгучий шашлык. Поиски сибирячек ночью под абрикосовым деревом, нарды и карты, прогулки в город. Как это обременительно и выносится только в рамках недели или двух! Тут спасает либо выпивка, либо баня, либо отстраненная красавица. Ну, если гитары под рукой нет. Есть одна такая девушка, работает в банке, милая, в глазах огонь, в сердце вьюга, на губах улыбка, во взгляде шепот, в мыслях ужас сегодняшнего дня. Такие ничего не обещают и только улыбаться могут часами, но они снимают паранойю. Они как абсорбент: способны изъесть твою тоску, приземлить тебя, обмануть твою печаль и отправить тебя домой. Спать.