Валентин Колесов - Горбачев и другие. Летопись 1985–1991 годов

Горбачев по телефону: Давай не торопиться, не форсировать события, обещаю позже вернуться к этому разговору. Дело идет к празднику Октября. Надо достойно провести. Работай, потом разберемся. Прошу тебя, не поднимай этого вопроса об отставке (положив трубку, помощнику Черняеву): Уломал-таки, договорились, что до праздников он не будет гоношиться. Наворочал дел в Москве и теперь ищет, на кого свалить.

На политбюро обсуждается доклад Горбачева к 70-летию Октября.

Ельцин делает ряд замечаний: В докладе смещены акценты в пользу Февральской революции в ущерб Октябрю, недостаточно показана роль Ленина, выпал период Гражданской войны, в заключении надо со всей силой подчеркнуть роль партии…

Горбачев не выдержал, прервал заседание, выскочил из зала. Через тридцать минут он вернулся.

Горбачев : Я трудился над этим докладом вместе с коллективом специалистов, а тут такие замечания… В Москве все плохо, все носятся вокруг Ельцина…

Сорок минут он отвечал на замечания Ельцина.

Ельцин подытожил: Это было началом финала. После этого заседания Горбачев как бы не замечал меня, хотя официально мы встречались минимум два раза в неделю. Он старался даже руки мне не подавать, молча здоровался, разговоров тоже не было. Я чувствовал, что он уже в это время решил, что надо со мной всю эту канитель заканчивать. Я оказался явным чужаком в его послушной команде.

На пленуме ЦК Горбачев делает доклад к празднованию 70-летия Октябрьской революции: …В Октябре 17-го мы ушли от старого мира, бесповоротно отринув его. Мы идем к новому миру – миру коммунизма. С этого пути не свернем никогда…

Лигачев : Нет вопросов? Если нет, то нам надо посоветоваться.

Ельцин неуверенно поднимает руку, потом опускает.

Лигачев не реагирует на поднятую руку Ельцина.

Горбачев : Вот у Ельцина есть вопрос.

Лигачев : Тогда давайте посоветуемся. Есть ли нам необходимость открывать прения?

Из зала: Нет! Нет!

Ельцин привстал, потом сел.

Горбачев : У товарища Ельцина есть какое-то заявление.

Лигачев предоставляет слово Ельцину.

Ельцин на трибуне: У меня нет сегодня замечаний по докладу, я его полностью поддерживаю. Тем не менее я хотел бы высказать ряд вопросов, которые у меня лично накопились за время работы в составе Политбюро… Я должен сказать, что уроки, которые мы прошли за 70 лет, – тяжелые уроки, были победы, но были и уроки тяжелых поражений. Поражения эти складывались благодаря тому, что была власть партийная отдана в одни-единственные руки, благодаря тому, что он, один человек, был огражден абсолютно от всякой критики… Меня, например, очень тревожит – в последнее время обозначился рост, я бы сказал, славословия от некоторых от некоторых членов политбюро в адрес генерального секретаря… Это недопустимо. Высказать критику в лицо – это да, это нужно, а не увлекаться славословием, что постепенно опять может стать «нормой», культом личности. И последнее (долго молчит). Видимо, у меня не получается в работе в составе политбюро. По разным причинам. Видимо, и опыт, и другое, может быть, просто и отсутствие некоторой поддержки со стороны, особенно товарища Лигачева, я бы подчеркнул, привели меня к мысли, что я перед вами должен поставить вопрос об освобождении меня от должности, обязанностей кандидата в члены политбюро. Соответствующее заявление я передал, а как будет в отношении первого секретаря городского комитета партии, это будет решать уже, видимо, пленум городского комитета.

Горбачев : Товарищ Ельцин решил на пленуме поставить вопрос о своем выходе из состава политбюро, а первым секретарем решил остаться? Получается вроде желания побороться с ЦК. Я так понимаю, хотя, может, и обостряю…

Соломенцев , председатель комитета партийного контроля: Может быть, вы, Борис Николаевич, решили, что на пленуме найдутся ваши попутчики? Но видите: ведь вас никто не поддерживает. И откуда такое озлобление? На кого вы обижены, дорогой мой?

Рыжков : Я знал товарища Ельцина много лет. Думаю, что это не случайность, Борис Николаевич, ты подходил постепенно к этому. А как только перешел в Московскую организацию, у него начал развиваться политический нигилизм. Стало нравиться, что его начали цитировать всякие радиоголоса. Всякие публикации – что сказал Ельцин. По-видимому, вот такое какое-то обособленное положение, какая-то дистанция от всего политбюро, от политического руководства. По-видимому, товарищу Ельцину очень сильно понравилось это. Вот это и привело к тому, что у него развились непомерные амбиции просто-напросто…

Александр Яковлев : Выступление ошибочно политически и несостоятельно нравственно… Это упоение псевдореволюционной фразой, упоение собственной личностью… Здесь у нас прозвучало, к большому сожалению, самое откровенное капитулянтство перед трудностями, когда человек решил поставить свои амбиции, личные капризы выше партийных дел.

Шеварднадзе : Безответственность перед партией, перед народом, перед коллегами по политбюро… В какой-то степени сейчас это предательство перед партией. Может быть, я это резковато сказал, но по-другому не могу.

Горбачев : Ведь известно всем, что такое культ личности. Это система определенных идеологических взглядов, положение, характеризующее режим осуществления политической власти, демократии, составление законности, отношение к кадрам, людям. Ты что, настолько политически безграмотен, что мы ликбез этот должны тебе организовывать здесь? Надо же дойти до такого гипертрофированного самолюбия, чтобы поставить свои амбиции выше интересов партии, нашего дела! И это тогда, когда мы находимся на таком ответственном этапе перестройки.

Ельцин (сломленным голосом): Суровая школа, конечно, для меня сегодня… В целом с оценкой согласен. Я подвел Центральный комитет, выступив сегодня. Это ошибка.

Александр Яковлев рассказывал впоследствии: На Горбачева упорно нажимали, чтобы исключить Ельцина из партии. Столь же упорно он возражал против этого предложения.

Чазов Горбачеву в перерыве: Я сегодня невольно вспомнил медицинский консилиум по Ельцину: отмечены особенности его нервно-психического статуса – доминирование таких черт характера, как непредсказуемость и властная амбициозность…

Горбачев промолчал.

Через три недели пленум московского горкома.

Ельцин : Я честное партийное слово даю, конечно, никаких умыслов и политической направленности в моем выступлении не было… В последнее время сработало одно из главных моих личных качеств – это амбиции, о чем говорили сегодня. Я пытался с ней бороться, но, к сожалению, безуспешно… Я потерял как коммунист политическое лицо руководителя. Я очень виновен перед горкомом партии и, конечно, я очень виновен перед Михаилом Сергеевичем Горбачевым, авторитет которого так высок в нашей стране, во всем мире…