Евгений Третьяков-Беловодский - Тайна старинных часов. Приключенческие повести

– За первого частного сыщика в нашем городе.

Мы чокнулись и выпили.

Я не переставал удивляться этой женщине. Выдвинув из

стола большой ящик, она достала распечатанную пачку «Мальборо», и мы закурили. Женщина глубоко затянулась и продолжила разговор:

– Видите ли, Миша, нам с мужем как раз нужен такой человек, как Вы. Человек, который мог бы частным образом расследовать одно деликатное дело. – Она стряхнула пепел в пепельницу и испытующе посмотрела на меня. – Но, поскольку это дело касается нашей семьи, оно должно быть строго конфиденциальным.

– Понимаю, – я кивнул головой, хотя ни черта не понимал.

– Мы с мужем обсудили Вашу кандидатуру и нашли ее приемлемой для нашего дела.

Глава 3

Я шел к моим клиентам на встречу, которую назначила мне Анна Сергеевна.

После того, как сигареты были выкурены, она написала на листочке свой адрес, номер телефона и, приятно улыбнувшись, оказала, что они с мужем будут ждать меня в шесть часов вечера.

Дом, в котором они жили, был известен всему городу как исполкомовский дом. Старой, послевоенной постройки, он располагался в центре города, отгороженный от дороги глубоким сквером. Обширный двор заканчивался рядом добротных кирпичных сараев. Поднявшись на четвертый, последний этаж, я позвонил в дверь.

Открыла мне Анна Сергеевна. Яркий японский халат с вышитыми на нем золотыми драконами и туго перетянутый в поясе, ниспадал до самого пола. В руке зажата сигарета, на лице, словно маска – мягкая улыбка.

– Какой Вы точный, – она отступила назад, – проходите.

Большая прихожая с высоким потолком была устлана ковром. Слева стояла глубокая вешалка, на которой висели два кожаных пальто. Большое овальное зеркало отражало множество аэрозолей, стоящих на полке под ним. Деревянная решетчатая люстра скупо освещала центр комнаты.

Когда я разделся, мне предложили мягкие тапочки и проводили в гостиную.

В большой квадратной комнате, у мерцающего телевизора в кресле сидел мужчина. При моем появлении он встал, сделал шаг навстречу и протянул руку:

– Павел Иннокентьевич, – он энергично встряхнул мою руку и показал на соседнее кресло, – садитесь.

Я сел и принялся разглядывать моего благодетеля. Павел Иннокентьевич был видным мужчиной. Лет около пятидесяти, он производил впечатление уверенного и знающего себе цену человека. Слегка начинающие седеть волосы были коротко подстрижены. Под легкой синей рубашкой угадывалось намечающееся брюшко. Лицо этого человека за версту говорило о привычке повелевать.

Мирошников тоже очень внимательно ощупал меня взглядом. Причем, если я это делал исподтишка и ненавязчиво, то он осматривал меня, словно лошадь, которой через минуту предстоит участвовать в соревнованиях, и на которую он поставил ставку.

Наше молчаливое созерцание друг друга прервала Анна Сергеевна. Она вкатила маленький столик, на котором стояла неизменная бутылка коньяка, тарелка с тонко нарезанным лимоном и открытая коробка шоколадных конфет.

– Прошу, – она сделала жест рукой, как бы предлагая отведать то, что она привезла, и уселась у окна на диван. При этом халат разошелся, открыв на всеобщее обозрение довольно загорелые коленки. Перехватив мой взгляд, Мирошникова, неспеша, запахнула полы своего диковинного халата.

Павел Иннокентьевич разлил в рюмки коньяк, поднял свою, посмотрел сквозь нее на свет настенного бра и, повернув ко мне голову, сказал:

– За знакомство.

Надо сказать, что коньяк пить Мирошников не умел. Он опрокинул рюмку себе в рот, сморщился и занюхал лимоном.

Я пригубил свою и поставил ее обратно. Некоторое время стояла тишина. Потом Павел Иннокентьевич достал из кармана брюк «Мальборо», предложил мне сигарету, закурил сам.

– Михаил Иванович, – начал он. – Видите ли, дело, которое я Вам хочу предложить, касается моей семьи. – Мирошников посмотрел на жену, прочистил горло и продолжил. – И я хочу быть уверенным, что все то, что я Вам расскажу, не выйдет за стены этой квартиры.

Я отхлебнул еще коньячку и сказал:

– Пал Иннокентьевич! Вы мой первый клиент, и, поверьте, мне бы не хотелось с первых же шагов создать себе репутацию человека, не умеющего держать язык за зубами. – Немного помолчав, я добавил, – можете на меня положиться, – решив, что это прибавит веса ранее сказанным словам.

Мирошников хлопнул еще рюмку, встал с кресла и задумчиво стал ходить из угла в угол.

– У меня из квартиры украли напольные часы… Очень дорогие часы… И мне необходимо их вернуть.

Я ожидал чего угодно, но такой поворот событий сбил меня с толку.

– Опишите их, пожалуйста.

– Что Вам сказать? – Мирошников вновь уселся в кресло. – Часы очень большие по нынешним меркам. Почти маленький шкаф. Два метра вышиной. Шириной около шестидесяти-семидесяти сантиметров. Большой круглый циферблат, такой же большой маятник. Впереди открывающаяся панель с внутренним замком.

Вспоминая, он разминал сигарету, и сухой американский табак сыпался на паркет. – Да! Часы очень тяжелые – они сделаны из красного дерева. Когда их сюда заносили, четверо грузчиков еле справились… Что еще? Мирошников вопросительно посмотрел на жену.

– Часы с боем, – наконец вступила в разговор и она.

– Да, да, там, на циферблате два заводных отверстия.

– Я сейчас покажу Вам фотографию, – сказала Анна Сергеевна. – Мы как-то фотографировались дома, и часы попали в объектив.

Из тумбочки, на которой стоял телевизор, она достала большой красный альбом и, перевернув несколько плотных картонных страниц, протянула его мне.

На фотографии была запечатлена семейная попойка. За столом сидело человек десять гостей, среди которых я без труда узнал моих клиентов. Справа от стола, как раз из-за спины Мирошникова, выглядывали массивные напольные часы. Ракурс фотографии был не очень удачен, и они выглядели несколько смазанными. Тем не менее, представление о том, что мне предстоит искать, я получил. Я захлопнул альбом и отдал его Анне Сергеевне.

– Давно эти часы у вас?

Мирошников закурил полувысыпавшуюся сигарету, и она ярко вспыхнула, лизнув пламенем его мощный нос. Он резко отвел руку и поморщился.

– Этим часам лет двадцать уже.

– И до сих пор очень точно ходили, – добавила Анна Сергеевна.

– А что еще было у вас украдено?

– Представьте… ничего! – Мирошников вновь встал и заходил по комнате. – И знаете, что удивительно? Это было сделано наглым образом – днем. Причем, многие видели, как их выносили.

И что же, никто не поинтересовался, откуда тащат такую… тяжесть.

Увы! – вздохнул Павел Иннокентьевич. – Днем дома одни пенсионеры… Да и потом, когда я расспрашивал свидетелей, они говорили – все было настолько спокойно и обыденно, что никому и в голову не пришло, что это могла быть кража.