Виктория Ближевская - Спокойных дней не будет. Книга IV. Пока смерть не разлучит

– Ты считаешь, что это он?

– А кто?

– Это невероятная низость! Он не мог! Он не такой…

– Ты говоришь о бывшем любовнике, которого поимела и бросила накануне свадьбы. Теперь у него есть право быть каким угодно.

– Ты его совсем не знаешь! – со слезами выкрикнула она, склонная скорее поверить Павлу, чем своей необъективности.

– Зато ты знаешь этого типа слишком близко, и из-за этого пресса гудит, а на бирже вот-вот рухнут акции.

– Какие акции? Ты с ума сошел! Это какой-то абсурд… – повторяла Соня, меряя библиотеку шагами из угла в угол.

– Сядь!

Она пропустила его окрик мимо ушей, и тут же была поймана за руку и буквально брошена на диван.

– Ты хоть осознаешь, что натворила?

В этот момент она не могла сосредоточиться даже на звуках его голоса, и уж точно не в состоянии была оценивать ситуацию трезво или принять на себя вину за случившееся. Все происходящее сейчас в библиотеке с ее круглыми стенами, огромным панорамным окном с видом на море, деревянными шкафами с тысячами старых и новых книг и многоярусной хрустальной люстрой, которая с минуты на минуту начнет капать на пол ограненными слезами, казалось ей страшным сном, сценой из фильма ужасов, где должно случиться нечто необъяснимое и чудовищное. Но пока ничего не произошло, еще можно дышать и придумать другой сценарий, поменять артистов, отсрочить неизбежный трагический финал.

– А как ты сюда попал?

В ее голове сами собой зарождались пустые, не относящиеся к делу вопросы. Она снова вскочила на ноги и заметалась по комнате, своим мельтешением вызывая у него приступ раздражения и мигрень.

– Мне позвонили вечером, когда тираж уже лежал в типографии, и сказали, что остановить процесс невозможно. Я получил сигнальный экземпляр, утвердил маршрут полета и вылетел сюда в два тридцать по Москве, – по-военному четко докладывал он. – Арендовал машину, снова созвонился с Москвой и сразу выдвинулся сюда. Мне нужны указания от шефа, что предпринять в этой ситуации.

– Указания? От Ильи? А что он может сделать, если газета вышла?

– При чем тут газета, – рассвирепел полковник Тихонов, но под ее испуганным взглядом сдержал приступ гнева. – Он должен решить, как действовать.

– Ты хочешь разбудить его и рассказать об этом?

Соня была не на шутку напугана и шокирована прочитанным. И хотя газета была с «желтоватым оттенком», этот материал, переработанный и повернутый в нужное русло, уже наверняка расходился по издательским домам.

– Не я. Ты скажешь ему сама, – без тени сомнения потребовал Павел. – Ты это натворила, тебе и расхлебывать.

– Что я такого сделала? Что я скажу?.. – заголосила Соня, снова и снова пробегая глазами по строчкам и все глубже погружаясь в пучину скандала. – И как? И, боже мой, какая грязь…

– Шеф будет вне себя, – подтвердил самые худшие ее опасения Павел.

– У него больное сердце, – запоздало сообразила Соня и рухнула на диван, холодея от страха за брата. – И эта история может повлиять…

– Не жилось тебе спокойно, как тысячам баб, у которых богатые мужики! – Соня чувствовала, что с каждой минутой злость Павла нарастает, и вжалась в спинку дивана. – Раздвигала бы ноги и получала все, что душе угодно! Так нет, тебя потянуло на приключения. А парень-то оказался не промах!

– Я и так имею все, что хочу, – возмутилась она и швырнула газету на пол. – Вопрос не в деньгах и возможностях.

– Еще бы! Деньги и возможности – это котел, в котором ты варишься с пеленок. Но тебе и этого показалось мало. Решила поиграть в плохую девочку.

– Орлов меня любит. – Она сжала кулаки и с ненавистью взглянула на газету, где на снимке Илья обнимал сестру совсем не с родственными намерениями. – И не смей меня упрекать. Кто ты такой, чтобы судить о наших отношениях?

Он присел рядом, не сводя с нее злого и беспощадного взгляда. Соня запахнула пеньюар на груди и поспешила отвернуться. Неожиданно она почувствовала себя куда более раздетой, чем была на самом деле. И безмерно виноватой. Но какого черта она должна что-то объяснять этому мужлану! Какое у него право задавать ей вопросы, на которые ни у кого не было правильных ответов!

– Все годы, что я тебя знаю, ты вела себя глупо и безответственно.

Как обычно, занудства ему было не занимать, особенно в том, что касалось протокола и соблюдения приличий. Она обернулась с яростью ошпаренной кошки и зашипела:

– Да пошел ты!

Но когда попыталась подняться, он перехватил ее и усадил обратно. Запястье, которое она рывком попыталась освободить, полыхнуло острой болью.

– Куда бы я ни пошел, тебе придется жить с этим.

Они оба смотрели на ее руку, пойманную в тиски его железных пальцев. На нежной коже вздулась голубая венка, и проступили красные пятна. Соня затаила дыхание и осторожно, словно проверяя хватку капкана, потянула руку к себе.

– Все уже случилось. – Она с каждой секундой теряла волю к сопротивлению и, когда он отпустил ее, сокрушенно сгорбилась, признав правоту его слов. – И ничего не изменить.

А следом сознание обреченности ввергло ее в панику. Что теперь делать? Скрыть от Ильи газету? На сколько? На день? На два? Сейчас начнутся звонки, и он узнает от кого-то другого.

– Возвращайся наверх и сделай так, чтобы он узнал от тебя, – будто прочитав ее мысли, посоветовал Павел, и в его голосе было больше усталости, чем раздражения.

– Я не знаю, что ему сказать!

– Плевать, что сказать. Факта публикации уже не изменить. Важно, как ты это расскажешь. Ему это важно.

Она была подавлена и разбита, но все же успела удивиться, что бесчувственный Павел проявил чудеса понимания и человечности к тому, кто никогда не позволял себе проявлять человечность и понимание по отношению к другим.

– Откуда тебе знать, что ему важно? – скривилась она, не желая выслушивать советы от телохранителя. – Мне все равно, что обо мне скажут или напишут. Меня никто не знает. Но он всегда на виду. Как он будет смотреть людям в глаза?

– Надо было побеспокоиться о последствиях прежде, чем ты забралась в его постель. Отправляйся и разбуди его, пока это не сделал чей-нибудь доброжелательный звонок. Или займись с ним сексом, а потом слова найдутся сами.

Соня ошарашено глянула на мужчину, который позволял себе столь интимные рекомендации. Он уверенно выдержал ее взгляд и одобрительно усмехнулся, когда она кивнула, словно осужденный на эшафоте при оглашении смертного приговора, и послушно направилась к дверям библиотеки. Павел прихватил разоблачающую статью, распластавшуюся на полу мертвой птицей, и последовал за ней, как конвоир.

– И как, оно того стоило? – с каким-то скрытым злорадством спросил он перед дверью спальни, но женщина не ответила, хотя весь путь по лестнице неотступно думала о том же.