Иван Уханов - Поцелуи на ветру. Повести

Я торопливо закрыл дверцу тумбочки, словно застигнутый на подглядывании чужой жизни. Свои вещицы сложил опять в чемодан и сел за рабочий стол. За окном во дворе было так празднично-зелено, так радостно щебетали, верещали, чиликали скворцы и воробьи, так густо лился полуденный жар с неба, что мысли плавились, дремали, а тело просилось на волю.

Я вышел из домика и почти до заката гулял в бору, жадно насыщаясь лесным солнцем и запахами горячей хвои.

За ужином выпил кружку парного молока, которую принесла Анастасия Семеновна, и свалился в постель, весь как бы стонущий от сладкой хмельной усталости.

В оконце заглядывало уже позднее утро. Я встал, поспешно оделся в спортивный костюм, заправил кровать, немного досадуя на себя за эту поспешность… В углу висел рукомойник, я подошел, поплескал в лицо водой и, вытираясь, посмотрел из оконца на веранду. Там метрах в шести от меня стояли лицом к лицу Анастасия Семеновна и невысокая, ладная девушка с орехового цвета заплетенными в крутую косу волосами.

– А это тебе, мам. Овчинная безрукавка. По утрам холодно. Корову доить. Вот накинешь ее на плечи – и рукам свободно, и спине тепло. Ты примерь, мам, примерь, – ласково щебетала девушка, вынимая из парусиновой сумки и прикладывая к груди Анастасии Семеновны поддевку.

– Да что мне, танцевать в ней? – смущенно отстранялась та. – Размер мой, значит, впору. И чего примерять?.. Ты лучше сапожки, ну-кось, еще разок надень. Тютелька в тютельку. А что не взять бы на размер больше? Ведь не на босу ногу зимой наденешь, а на шерстяной носок…

– На любой пойдет, мам. Гляди… – Девушка ловко всунула в черный хромовый сапожок загорелую ногу, застегнула на нем «молнию» и завертела носком сапожка. – Будто по заказу.

Анастасия Семеновна с придирчивой улыбкой оглядывала, ощупывала, видно, очень дорогие сапожки, смиряясь с тем, что говорила дочь, одобряя покупку:

– А главное – вовремя купила, осенью-то их шиш найдешь в магазине. Оно верно: готовь сани летом…

– Да ведь не каждый раз их надевать буду, а для выходов, – дополняя материнскую похвалу, радостно сказала девушка, сняла с ноги сапожок и тут же выдернула из сумки какой-то белый лоскут. – Два часа в очереди стояла, мам. Гляди, какая блузочка! Льняная, с вышивкой, белорусская. Ой, надо же! И опять в самый раз для меня, как по заказу…

Девушка вмиг расстегнула на груди зеленую кофту, хотела было снять ее, но Анастасия Семеновна цапнула ее за локоть, кивнув на домик, в мою сторону. Похватав покупки, женщины заторопились в дом.

Чуть погодя я вышел из своего «скворечника» и, осторожно щелкнув щеколдой калитки, шагнул на улицу. В столовке, в центре поселка, меня ждал завтрак. «Ишь ты… понакупила, – с незлым осуждением думал я о Светочке. – Всякое, что ни наденет, все впору, все ей в самый раз… А что? На такую фигуру только косорукий мастер не сошьет, не угодит».

Когда я вернулся во двор, Анастасия Семеновна и Светочка сидели на веранде затылками ко мне и тихонько разговаривали. Я незаметно прошел в свой домик, разложил на столе бумаги, изготовляясь к работе.

– Здравствуйте, – послышался через некоторое время за спиной у меня мягкий, чуть настороженный девичий голос. – Извините, я тут вещички свои… разрешите, возьму.

Я оглянулся: на пороге стояла босоногая Светочка, в красном, открывающем загорелые руки, плечи и шею сарафане. Она робко посмотрела на меня и, шагнув к тумбочке, вынула из нее толстую тетрадь, стопку писем.

– Извините, пожалуйста, – повторила она и вышла, оставив в комнате, как мне почудилось, едва уловимый запах ромашки.

Дочь подошла к сидящей на веранде матери, и, пошушукавшись, женщины удалились в избу, чтобы разговорами не мешать мне, а может, чтобы я не мешал им.

Вечером, перед приходом стада, Анастасия Семеновна с дочерью вышли поливать огород. Высоко подоткнув подол юбки, Светочка носила двумя ведрами теплую воду из бака, а мать с большой лейкой, чуть прихрамывая, прохаживалась вдоль зеленых грядок и щедро уливала сникшие от жары кустики помидоров, редиса, огуречные плети. Омытые водой, растения тотчас взбадривались, вялые листочки разглаживались и блистали яркой зеленью. Анастасия Семеновна что-то шептала себе под нос, склоняясь над каждой лункой, легонько приохивала, поднимая лейку с водой.

Из своего жилища, душного к вечеру, я вышел к женщинам, загодя разувшись и сбросив рубаху.

– Анастасия Семеновна, я же просил вас всю тяжелую работу в доме – на мои плечи! – с веселым негодованием сказал я хозяйке и отобрал у нее поливалку.

– Это точно, – одобрила Светочка, смерив меня взглядом.

– Давай, мам, поэксплуатируем человека, если это ему нравится…

– Конечно. Вместо физзарядки. В городе рад бы грядки зеленые полить, а где их взять?

– А у нас тут… – Анастасия Семеновна развела руками, помахала как крылышками, – с утра до вечера заряжаемся.

Поливалку я вскоре передал Светочке, а сам взял ведра. Работали молча, лишь изредка, когда я проходил мимо, девушка весело вскрикивала «стойте!» и шлепала мокрой ладошкой мне по спине:

– Опять комар! Меня вот не трогают, а к вам, новенькому, липнут.

Через полчаса мы кончили с огородом и, по колено забрызганные жидким черноземом, подошли к баку, где еще оставалась теплая вода. Светочка поплескала из ковша мне на спину. Пока я вытирался рушником, она энергично обмыла холодной водой из ведра свои крепенькие, красиво загорелые ноги, оголяя их выше колен. На меня она смотрела весело и просто – вот так же моя младшая сестренка Вера по-ребячьи крутится возле меня во время редких моих гостеваний в родном далеком Шаткове, открыто заглядывает мне в глаза с желанием порадовать чем-либо, улестить…

– Эй… простите, вас как зовут? Андрей, да? – окликнула она меня, входя на крыльцо. – Водички бы в избу. Захватите, пожалуйста, вон то ведро.

– Что еще за Андрей? – буркнула прибиравшаяся на веранде Анастасия Семеновна. – Андреем Васильевичем его зовут.

– Ага. Точно, – кивнул я и, взглянув на Светочку, добавил: – Андрей… Зверев, значит.

– Очень приятно. А меня, слышали, Светлана. – Девушка вытерла о подол юбки ладошку и, шагнув навстречу, протянула ее мне. – Только фамилия эта вам ни к лицу, ни к имени. Зверев… Совсем не подходит это вам, Андрей…

– Васильевич! – резко напомнила дочери Анастасия Семеновна.

– Да знаю я, мам… Фамилия, говорю, больно грозная, а имя нежное. Андрей, Андрю-ша-а… Если у нас с Коленькой родится сын, мы его Андрюшей назовем. – Светлана полузакрыла глаза и, будто вслушиваясь в свой голос, протяжно выдохнула: – Андрю-у-ша.

– Одно у девки на уме, – отмахнулась Анастасия Семеновна.

Поздно вечером, управившись с огородом и подоив корову, хозяйка пригласила меня на семейный ужин. На слабо освещенной отблесками заката веранде стоял столик, на нем – сковорода с жареной картошкой, салат из лука, бутылка домашней настойки из черноплодной рябины. Анастасия Семеновна разлила ее по маленьким стаканчикам.