Илья Бушмин - Цепная реакция. Сборник

Станция «Проспект Вернадского». Пожилой человек шагнул к дверям, напоследок тепло и грустно кивнув Богданову.

– Господи, – повторил Богданов и снова принялся звонить дежурному.

На следующей выходить. Гущин протиснулся к выходу, практически носом уткнувшись в дверь. Проверил травматический пистолет за поясом – все в порядке, оружие было на месте. Богданов встал рядом, спрятал телефон и коротко бросил:

– Ушел куда-то налево. Все, что сказали. Будем искать.

Станция «Юго-Западная». Богданов и Гущин выскочили из вагона и, распугивая людей на платформе, рванули к выходу на поверхность. За тот короткий срок, что они провели под землей, заметно потемнело – сгущались сумерки. Поозиравшись, Богданов бросил:

– Туда!

Они побежали по тротуару. Впереди была автобусная остановка. За ней тянулась уходящая вниз парковая зона, а за вершинами деревьев виднелась очередная стройка. Куда дальше, никто из них не имел понятия.

И в этот момент они услышали выстрел. От неожиданности оба вздрогнули. Звук, эхом пронесшийся мимо, растаял в шуме улицы, но Гущин сообразил, откуда он донесся.

– Деревья!

Выхватывая оружие, они со всех ног припустили по дорожке. Деревья были все ближе. А когда первые ряды расступились, в траве Богданов и Гущин увидели полицейского в форме. Совсем молоденький парень лежал, сжимая одной рукой табельный пистолет, а вторую прижимая к животу. Ладонь была залита кровью.

– Парень, парень, мы свои! – увидев, как раненый дернул пистолетом при их появлении, заторопился Богданов. – Свои! Полиция! Куда они пошли? Туда?

Парень был на грани потери сознания. Он попробовал что-то промычать, поперхнулся, закашлялся, и его перекосило от боли. Трясущимся в руке пистолетом слабо взмахнул, указывая на тропинку, и уронил голову на траву.

– Вызывай «скорую»! – рявкнул Богданов младшему оперу и со всех ног припустил по тропинке, держа табельное оружие наизготовку на вытянутых руках.

Сразу за леском был пустырь, прилегающий к высокому забору стройки. Противников было двое. Чернявые, с крупными орлиными носами, в бейсболках, почти скрывавших лица, и черных олимпийках с капюшонами. Один что-то говорил на гортанном наречии по сотовому телефону, жестикулируя второй рукой с зажатым в ней вороненым стволом, второй занимался Кадыком – швырнув его грудью в землю, заломил руки и быстро и профессионально связывал их с помощью мотка скотча. Чтобы Кадык не орал, ему в рот затолкали какую-то тряпку.

– Лапы в гору, оба! – проревел Богданов, вскидывая оружие и выходя из зарослей. – Кто дернется, стреляю!

Противники замерли, уставившись на Богданова.

– Полиция! Оглохли? Оба лапы в гору и на колени! Быстро, вашу мать!

Они колебались, буравя Богданова недобрыми взглядами, в которых была растерянность от неожиданного его появления – но не было ни малейшего страха.

А уже через секунду стало ясно, в чем дело. Они не колебались, а выжидали. Потому что где-то рядом заревел двигатель, и из-за угла стройки на пустырь вылетела, поднимая облако пыли, синяя «Киа». Автомобиль, угрожающе ревя, на полной скорости рванул прямо на Богданова.

– Стой! – завопил он, стреляя в воздух. «Киа» взревела еще громче, неумолимо приближаясь. Богданов шарахнулся назад, сообразив, что за деревьями он будет в безопасности, и на бегу открыл огонь. Четыре выстрела разнесли лобовое стекло. Которая из пуль достигла цели, Богданов не знал. Но водителя швырнуло на дверцу, забрызгав ее кровью, потом на руль, и синий ревущий автомобиль резко пошел вправо. Он пронесся мимо Богданова и с грохотом и скрежетом врезался в столб дерева. Сверху полетели встревоженные осенние листья.

Противники, заполучившие Кадыка, времени зря не теряли. Они выхватили оружие, и один из них, который до этого общался по телефону – наверняка с водителем «Киа» – открыл огонь. Богданов метнулся в заросли, нырнул головой вперед в спасительные кусты, перекатился в сторону и вскочил. Теперь его защищал ствол дерева. Но высунуться ему не давали – как только Богданов пытался дернуться, в ствол вгрызались, разбрасывая в стороны щепки, раскаленные капли свинца.

– Я здесь! – донесся до Богданова крик Гущина, и с другой стороны донесся другой, более низкий, характерный для табельного старого доброго Макарова, выстрел.

Гущин подоспел вовремя. Со стороны тропинки противники уже не ждали угрозы, потому что Богданов появился один, а зря. Высунувшись из-за обглоданного пулями ствола, Богданов увидел стрелка в тот момент, когда тот уронил пистолет и упал на колени.

Резиновая пуля из травматического пистолета Гущина вошла ему в горло и пробила мягкие ткани. Хватая ртом воздух, но не получая его, потому что гортань была разорвана расклеенным куском резины в клочья, черноволосый парень в бейсболке прохрипел что-то в последний раз и плюхнулся лицом в землю.

Оставшийся в живых противник сориентировался быстро. Он схватил Кадыка за волосы и рывком поднял его на ноги, прикрываясь карманником, как щитом. Во второй руке оказался пистолет, который стрелок охотно приставил к виску трясущегося от ужаса вора. И заверещал с сильным акцентом:

– Нэ падхади! Назад, да?! Отстрелю башка! Назад, оба назад, да?!

Волоча перед собой Кадыка, стрелок начал перемещаться в сторону машины. Гущин и Богданов с двух сторон осторожно, по короткому шажку, приближались, держа преступника на прицеле.

Где-то вдалеке робко проклюнулся звук сирены. За ним еще один. Богданов даже предположить не мог, что будет, когда на пустырь нагрянет кавалерия. Скорее всего, бойня, потому что этот стрелок живым сдаваться не станет. Как и прыгун. Как и тот или те, кто находился в злополучной квартире в девятиэтажке, когда туда наведался ничего не подозревающий Курилин.

Богданов приготовился. Выдохнул, вспоминая ощущение, которое всегда испытывал на стрельбах в служебном тире.

– Эй, пацан, – прокричал он, презрительно ухмыляясь, – Осторожнее! Этот чувак обоссался! Прямо на твои ботинки!

Стрелок машинально посмотрел вниз. Ствол пистолета сменил вектор на несколько градусов. Богданов задержал дыхание и нажал на спусковой крючок.

Когда пуля вошла в щеку противника, пронзив носовую пазуху и вгрызшись в мозг, его голова машинально запрокинулась назад. Рука дернулась вверх, пальцы машинально сжались, и прогремел последний выстрел. Пуля ушла в небо. Еще до того, как в пыль шмякнулась стрелянная гильза, стрелок был мертв. И лишь потом он упал, раскинув руки, словно собирался обнять весь мир.

Богданов выдохнул и опустил оружие. После чего его заколотило, и Богданов сел, чтобы не упасть от накатившей на него волны – гремучей смеси из запоздалого волнения, липкого страха и осознания того, что он только что сделал.