Света Нахимберг - Жизнь в кавычках. Роман

Фельдшерица действительно оказалась очень милосердной женщиной, но инсулин – это очень дорогой препарат и Хая сняла с пальца одно из колец: «Достаточно?» – «Как же я его продам? И деньги сейчас не известно, какие будут, ведь война идёт! Берите бесплатно, сколько есть, всё и забирайте, вы мне только „Белый билет“ покажите, ведь наших мужчин всех призвали, а Вы не на фронте, я запишу данные в журнал!» Хая была очень рада такой щедрости: теперь инсулина должно хватить на несколько недель, а там, может быть, до города какого-нибудь доберёмся. Они вернулись в хатку, где спали их дети. Они не стали надолго оставаться у радушной хозяйки, чтобы не быть ей в тягость. Расспросили, как добраться до Семёновки. Хозяйка, как могла, рассказала им куда идти, положила в туесок несколько варёных картофелин, хлеб и бутылку молока. Натан и Хая были безмерно благодарны ей, пожелали выжить в надвигающейся «мясорубке» и отправились в неизвестность.

Они долго шли, начались лесистые места, идти становилось очень тяжело. Ветки хлестали идущих сзади, старшие девочки и Натан по очереди несли малышей. Они очень быстро уставали, а останавливаться было очень опасно, они не были уверены, что идут правильно, но выбора не было и они шли всё дальше и дальше, надеясь выйти к людям. Еда закончилась, они собирали ягоды, съедобные травы, иногда им попадались родники, и они досыта пили эту живую воду, девочкам не давали пить её холодную, Натан и Хая грели её в руках и давали малышкам.

Через несколько дней они увидели жилые дома, спешащих куда-то людей, но ни наших солдат, ни фашистов они не видели: среди жителей были только женщины и дети. Видимо всех взрослых мужчин уже призвали защищать Родину. Натан и Хая ничего не знали об истинной обстановке в стране, но надежда не покидала их, им необходимо было пополнить свои запасы и попытаться уехать подальше от войны. Когда они вышли на городскую дорогу, их вид не внушал доверия: одежда была порвана, сами они были очень измученные и напоминали тени людей.

Первая же попавшаяся им на встречу женщина расспросила их, кто они и откуда идут. Её поразил их рассказ, она искренне плакала, когда Хая сквозь слёзы рассказывала, как погибли её трое малышей. Женщина пригласила их в свой дом, но предупредила, что состав на юг формируется не здесь, до него надо ещё доехать на телеге, которая была у этой женщины. Они подкрепились угощением, которое выставила женщина, дети снова легли спать, а Хая смогла сделать Натану укол, и они пошли на улицу разведать местную обстановку. На улице не было улыбающихся лиц, не было причины радоваться, почти из каждого дома на фронте были мужья, сыновья, братья и сёстры (они окончили краткосрочные медицинские курсы и добровольно ушли на фронт). Бомбёжек здесь ещё не было, все дома были целы, в сараях стоял скот, по дворам гуляли куры и гуси. Это была окраина города, поэтому эти усадьбы были деревянными.

Хая решила в одном из хозяйств купить курочку, чтобы приготовить бульон и накормить детей, да и им с Натаном не мешало подкрепиться. Хозяйка дома сама поймала им крупную курочку, узнав, что у них ещё и четверо детей, которые уже более 2-х недель не ели горячего бульона. Кольцо, которое Хая дала ей за курочку, она тоже не взяла: «Покушайте вы с детишками, ведь не известно, кому мои курочки и гуси достанутся, мы по ночам часто слышим звуки взрывов, видимо фашисты приближаются к нам. Я вам ещё соберу яиц, сварю побольше, чтобы вы могли в дороге не быть голодными первое время!» Хая была полна благодарности за столь щедрые пожертвования, они с целой корзиной продуктов пришли в дом, где спали дети. Натан и Хая решили поспать до утра, а потом ехать на станцию. Хозяйка покормила лошадку, после завтрака детей посадили на телегу, а взрослые пошли рядом. Простившись с приютившей их женщиной и искренне поблагодарив её за помощь, они стали ждать состав, который повезёт их подальше от войны.

На привокзальной площади было очень много беженцев, значит они, Натан и Хая, правильно выбрали маршрут побега. Услышав гудок паровоза, вся площадь пришла в движение, все звали своих родных, которые во время ожидания, разбрелись кто куда. Началась паника, каждому хотелось занять местечко в вагоне, не потеряв своих родных. Паровоз приближался к станции, когда остановился состав, вся живая масса устремилась занимать места в вагонах: это были такие же самые теплушки, в которых не было полок, все размещались, кто как мог. Натан и Хая с детьми заняли места в одном вагоне, это радовало их, потому что дети были у них на глазах. Когда всё утряслось, они решили перекусить и устроиться отдохнуть. Но по вагону пошел разговор, что состав направляется в Полтаву, естественно с несколькими остановками для заправки, а какая там обстановка, никто не знал. Эта неизвестность всех угнетала, расхотелось спать, все мысли были только о том, что же будет дальше. Внутренний холод охватил всё тело Хаи, она вновь и вновь вспоминала, как потеряла своих трёх ангелочков, что будет с оставшимися детьми, слёзы непроизвольно лились, а Хая и не пыталась их вытирать. Натан всё понимал, он, как мог, успокаивал Хаю, но как успокоить раненое сердце матери, потерявшей детей, ещё никто не знал. Он обнял её, согревая своим дыханием её руки: они были такими нежными и очень холодными, он целовал их и приговаривал: «Любимая, я всё понимаю, но кто же знал, какая жестокая будет эта война… Я чувствую себя во всём виновным, ведь я – мужчина, а ты – слабая, нежная, беззащитная женщина, а всё легло на твои плечи: и заботы о детях, и обо мне!» Хая, слушая Натана, задремала. Он укрыл её своим пиджаком – его пиджак был большого размера, ведь Натан по сравнению с Хаей был очень высоким мужчиной, так что его хватило укрыть Хаю, она, как маленький птенчик прислонилась к Натану и они согревали друг друга. Старшие девочки спали по двое с младшими девочками и тоже согревались, как их родители. Паровоз иногда подавал знать, что у него есть пар на гудок: это они проезжали маленькие станции.

Была глубокая ночь, в вагоне иногда слышался плач то одного, то другого ребёнка, но матери старались побыстрее успокоить их, чтобы дать отдохнуть остальным беженцам их вагона. Иногда паровоз останавливался, но никто не выходил из вагонов, боясь заблудиться в ночи. Кому было необходимо, выходили и, не отходя далеко, справляли нужду, паровоз, пополнив запас угля и воды, двигался дальше. Наступало утро, солнце сквозь щели в стенках вагона пробивалось длинными тонкими полосками и будило своим светом спящих людей.

Началось движение, каждому что-то было надо делать: кое-как умывшись, Хая, Натан и девочки позавтракали, Натан «получил» свою порцию инсулина, он старался не жаловаться Хае о своём самочувствии. Вдруг состав начал резкое торможение, люди попадали друг на друга, послышались крики и плач, никто не знал, что случилось. Натан, еле выбравшись из-под навалившихся на него людей, решил выйти и посмотреть, что случилось. Их вагон был не далеко от паровоза, он подошел к машинисту и спросил: «Что случилось, почему состав резко остановился?» Машинист махнул рукой в сторону, и Натан увидел, что приближаются фашистские самолёты, они были ещё далеко, но их жуткий гул был уже хорошо слышен. Натан бегом побежал к своему вагону, Хае и девочкам приказал быстренько выходить из вагона и залезать под него или бежать в ближайший лесок, что есть мочи. Хая и малышки залезли под вагон, а Натан со старшими девочками побежал в лес. Только они успели укрыться в канаве, самолёты начали бомбить беженцев, они как будто получали удовольствие от того, что наводят животный страх и ужас на этих беззащитных женщин и детей. Сделав своё чёрное дело, они развернулись и в том же порядке, как прилетели, вернулись на базу.