Алик Гасанов - Муж на час. Истории из жизни. Сборник № 7

Руслан быстро освоился. Просидев с час на своей кровати, он, болтая ногами в новых мужских кроссовках размера на четыре больше, чем надо бы, с интересом озирался, закутавшись в большую, размером на толстого мужика, старую потёртую кожаную куртку. Потом стал прохаживаться по палате, проверил краны в умывальнике, потряс тихо решётку, подошёл ко мне:

– Ты давно тут?

С трудом сдерживаю улыбку, глядя в детские глаза:

– Второй месяц.

Пацан понимающе кивнул, посмотрел на бинтованные руки:

– Болит?

– Нет.

Кивает спокойно, проходит дальше, к Коляну:

– А ты давно?

Колян улыбается, садится на кровать:

– А тебя сюда зачем?

…Пацан разговорчивый, спокойный. Запросто принимает угощение. Со всеми на «ты». Абсолютно смелый взгляд. Разговор начинает неожиданно. Подходит и говорит, глядя спокойно, в упор:

– Дай яблоко, дядя.

Колян тихо смеётся, с удовольствием смотрит на ребёнка, кивком-взглядом приглашая нас к разговору, протягивает яблоко:

– Чё натворил?

Распахнув огромную куртку, Руслан отирает яблоко об узкий женский розовый свитер, смачно откусывает:

– Ни чё не тварил. Участковый привёл. Да выяснени… Потом брат заберёт.

Садится рядом на матрас, аккуратно откинув простыню.

Руслан пробыл у нас почти неделю. Рассказы его врезались в память.

…Он и его старший брат (на два года старше), жили с дедом. Дед старый. Остались в доме они втроём после «первой чеченской». Мать как-то ушла в магазин и пропала. Дед Муса продал корову, чтобы поехать в Грозный найти сына, их отца. Сына не нашёл, приехал больной. Денег не было. Дед лежал всё дольше и сильно кашлял, пока они с братом шастали по деревне. Где-то яблок нарвут, где-то курицу прихватят. Соседей почти не было. Все разбежались. Почти пол-улицы домов были сожжены. Редкий прохожий быстро пробегал по горелым доскам и камням на дороге. Днём бродили по разграбленным дворам, собирали дрова. Вечером закрывались дома и тушили свет. Ночью часто где-то рядом раздавались то шум мотора, то выстрелы. Два раза приходили и к ним. Слабый дед Муса научил их на этот случай и братья теперь при стуке в запертые кованые двери, хватали из-под кровати старое, как мир, одноствольное ружьё, выставляли в узкое окошко ствол и кричали поочерёдно в темноту: «Уходи, убью!». Один раз кто-то кричал весело по-чеченски совсем близко. Брат стрелял в воздух, потом они тряслись в тишине возле деда, который, слабо улыбаясь, ворчал, гладя брата по голове:

– Зачем стрелял? Два патрона было… Теперь один. Просто так не стреляй.

…В сарае, пристроенном из камней к домику так, что в него можно входить как со двора, так и из дома, у них уже два года жил русский дед. Его им отдали за долг. Деда все звали Руски. От хозяйства остался только старый пёс, скотины не было никакой, и Руски уже практически не работал. Автоматически мёл двор, иногда выходил в развороченный взрывами огород, ковырялся в земле, собирая павшие яблоки. Сварив тощую курицу, Руски напёк пресных лепёшек из остатков муки, и братья наелись, наконец, от пуза. Муса слабо похлебал бульон, и жестом отправил пленника к себе в сарай. Натужно морщась от боли, он гладил живот и говорил тихо старшему:

– Скажи ему, пусть уйдёт. Скажи, пусть днём уйдёт. Ночью заблудится, убьют.

Брат кивал, хмуря брови, говорил, когда старик разрешит взглядом:

– Отведу до моста? Мост за Мелехо солдаты ремонтируют. К ним отведу?

Старый Муса с трудом ложится на спину, громко стонет:

– Руслан, иди.

Младший выходит. Муса слабо манит старшего поближе и говорит ещё тише:

– Смотри, как он ходит. Я больной. Он тоже больной. Еды нет. Патронов нет. Вам тоже надо уходить. Русик маленький. Смотри за ним. Я скоро умру. Сам решай. Пусть русский уйдёт, – старик с трудом поворачивается на бок, морщась от боли, говорит медленно, – или убей. Если они поймают, издеваться будут. Убей, если хочешь. Потом уходите.

Старик скрепит зубами от боли, кряхтя, не может уложить себя. Достав из кармана небольшой узелок, кладёт на кровать:

– Тут деньги. Мало денег. Спрячь себе. Поедешь в Москву. Там есть улица. Савецки. Дом не знаю… Забыл… Подожди…

Дед без сил роняет голову, пытаясь отдышаться:

– Подожди. Сейчас.

Несколько минут он прерывисто дышит, растирая себе грудь: «Ой… Алла!…", вытирает большой ладонью седую бороду, говорит твёрже, словно даёт указание:

– Я скоро умру. Если они придут, вам тоже плохо будет. Его отпусти. Пусть уходит. Или убей. Дома не надо. В огород веди. Если отпустишь – дай немного денег. На посту надо. И вы уходите… Утром уходите. Деньги спрячь. В Москву идите. Там Рустам жил. На улице Савецки… Дядя твой. Там спросишь. Понял?

– Понял.

– Иди.

…В сарае Руски живёт на тюфяке, рядом на стене висит куртка, тряпки. В углу старый жбан с водой. Возле него на кучке сена гнилые переспелые яблоки. Русик любит сюда приходить. Руски добрый. Из соломы он плетёт то собаку, то лошадь. Когда была корова, он доил её. Тихо и смешно ругал куриц и готовил вкусно. Из двух-трёх продуктов он приловчился готовить так, что даже суровый Муса тайком не брезговал попробовать его стряпню. Когда пропала мать мальчишек, Руски уже готовил всегда и для этого пацаны приволокли к сараю старый тяжёлый таган с котелком. С пропажей матери стало голодно и тоскливо. Особенно вечером. Русик приходил к пленнику, садился поодаль, гладил старого пса, наблюдая как пленник ворошит в костре поленья:

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.