Cтефан Завьялов - Радость жизни с каждым вдохом. От рождения до совершеннолетия

Особо теплые чувства у меня были к бабушке Саше. Когда она приезжала к нам, для меня это всегда был праздник. Она привозила пирог и пирожки, которые я обожал. Мама практически ничего не пекла, иногда она делала печенье в духовке, что тоже было очень вкусно, но, к сожалению, не часто. Сладости в нашей семье особенно не водились. Мед, грецкие орехи, апельсины, мандарины были для меня чем-то, что делает человека счастливым. Бабушку я еще любил, потому что она на ночь мне всегда рассказывала сказку. Сказки на ночь я очень любил, а она готовилась, и каждый раз это была новая и захватывающая сказка.

Наш повседневный рацион состоял из борща или супа, вареных яиц или яичницы, вареной или жареной картошки, каши рисовой или гречневой, иногда пшеничной. Мама делала на выходных кастрюлю котлет из фарша, которые мы потом ели в течение недели. Иногда тушили мясо или жарили рыбу, открывали баночку рыбных консервов. Бывали молочные блюда. Для меня в детстве старались варить манную кашу, которую и терпеть не мог.

В раннем детстве меня кормили манной кашей, разыгрывая воздушные боевые баталии. Со словами наш самолет подбит и падает, до аэродрома он не дотянет и ему необходима срочная экстренная посадка – я открывал рот, и, спасая виртуальный самолет от гибели, получал очередную порцию каши.

Иногда меня отвозили, на несколько дней, погостить к бабушкам. Оставляли в основном у бабушки Ани, но мне нравилось гостить у бабушки Саши. Бабушка Аня с дедушкой Вовой, когда я к ним приезжал, принимали меня как некоторую проблему и просто позволяли мне погостить у них. Когда я от них уезжал, они, кажется, испытывали некоторое облегчение. Я для них был как крест, который они просто обязаны иногда нести по жизни, но особой любви и заботы с их стороны я не чувствовал. Когда же к ним приходила бабушка Саша, чтобы взять меня к себе, то я старался не демонстрировать своей радости по этому поводу и сохранял показное равнодушие для них.

Однажды, будучи у маминых родителей, я приболел. У меня поднялась температура. За мной пришла бабушка Саша, в дом ее никогда не впускали, и она всегда стояла у калитки. Бабушка Аня сказала, что я болен, и мне лучше никуда не ходить. Бабушка Саша начала говорить, что она обо мне позаботится и все будет нормально. Бабушка Аня настаивала на своём. Я стоял рядом и молча, наблюдал за взрослыми, я очень переживал, что меня оставят здесь, поэтому, когда чаша весов начала неуклонно клонится не в мою пользу, в игру вступил я. Мое выступление сопровождалось слезами, всхлипыванием и невнятным сопливым монологом. Со стороны это выглядело не ахти как, но мы с бабушкой Сашей скоро шли к ней домой, все остальное просто не имело никакого значения.

Когда я был с бабушкой Сашей, я чувствовал, что это ей приятно, и она старалась сделать для меня все что могла. Она всецело посвящала себя мне. Кроме пирогов и пирожков я у бабушки Саши любил тонкие блины, которые она жарила на сковороде. Если дома и у родителей мамы я был предоставлен себе, то здесь я был центральной фигурой, вокруг которой начинал вертеться весь мир, и мне это было чрезвычайно приятно. Здесь я чувствовал себя в своей тарелке, и вся моя жизнь должна была быть именно такой, в этом я был уверен.

Бабушка Саша однажды рассказывала, что как-то я пришел к ней и попросил, чтобы она сварила мне манной каши, и после всего прибавил, что если у бабушки нет молочка, то кашу можно сварить и на воде. Бабушка спросила, а где я ел манную кашу на воде, а я рассказал, что у бабушки Ани. У нее не было молока, и она сварила мне кашу на воде. Бабушка улыбнулась и сказала, что молочко для каши она найдет.

В новой квартире у меня появился страх темноты. Я не мог войти в комнату, в которой было темно. Это доходило до абсурда. Одним вечером мы с мамой были на кухне. Она попросила меня пойти в соседнюю комнату и принести стул. Я отвечаю, что не могу этого сделать, так как там темно, а я боюсь. Она начинает меня убеждать, что она рядом и бояться нечего, но я ничего не могу с собой поделать. Мне нужно всего-то пройти два метра по коридору и там начинается прихожая, где можно включить свет и двигаться так дальше. К тому же выключатель находится в зоне видимости кухни и туда проникает свет из кухни, но я уперся, нет мол, и все. Мама уже и кричала и даже потянула меня волоком до выключателя, но я в истерике вырвался и убежал в кухню. Маме все это надоело, и она махнула на меня рукой.

На мой страх, кроме испуга, наверное, влияли снившиеся мне тогда, кошмары. Спал я один в своей комнате. Я прижимался к стеночке и побаивался, чтобы серый волк не укусил меня за бочёк и не утащил туда, где все будет весьма печально. Только вот ночью, один и в полной темноте, все это я воспринимал без юмора, у меня не было никакого ночника, свет в комнате был только тот, что проникал с улицы через окно, но так как мы жили на пятом этаже, света было не очень много. Я лежал в кровати, кутаясь в одеяло, и мне казалось, что под кроватью или в темном углу может кто-то быть, и он ждал, пока я усну.

Одно кошмарное сновидение из детства я помню и сейчас. Я сижу в кухне, нашей новой квартиры, и вдруг у меня появляется ощущение, что ко мне приближается, нечто ужасное, я его еще не вижу и не слышу, но чувствую что оно все ближе и ближе. А я сижу и мне некуда деться, так как по единственному коридору в кухню ко мне идет опасность. И вот появляется что-то большое, черное и лохматое. Оно идет, покачиваясь и переваливаясь с ноги на ногу, и хотя оно выглядит неповоротливым, проскочить мимо него невозможно, так оно собой заполнило весь коридор. Я встаю со стула, и намерен дать самый основательный отпор, просто так сдаваться мне не позволяет моя мальчишеская гордость. Я цепенею от ужаса, когда эта громадина подходит ко мне и начинает наваливаться на меня. Я поднимаю руки и собираюсь бороться, но руки и ноги у меня ватные и от прикосновения к чудищу я начинаю оседать, а ноги подо мной подкашиваются. Оно на меня наваливается и заслоняет собой весь мир. И тут я проснулся…

Летом, когда мне исполнилось восемь лет, и я должен был идти в школу, меня вновь ждал принеприятнейший сюрприз со стороны моих родителей. Меня отправляли снова в санаторий на три месяца, но уже под Киев. Мне было сказано, что уже не только раз в неделю ко мне никто не сможет приехать, но и через две и три. Родители постараются меня проведать месяца через полтора и приедут на два три дня. Для меня это было весьма печально.

Дело в том, что я состоял на учете в тубдиспансере. И вроде бы у меня в организме была, какая-то палочка или какой-то очаг. Мне, впрочем, как и всем детям делали прививку в руку, ее называли пуговкой. Место прививки нельзя было мочить и чесать. Через три дня врач осматривал прививки. У кого был только след от прививки в виде дырочки – тот был здоров. У кого было покраснение на руке, то тут уж брали линейку и мерили размер этого покраснения. У меня это красное пятно было размером с пятак и все говорили, что это плохо. Маме предлагали меня пролечить в санатории и меня лечили по всем рекомендациям врачей.