Лидия Луковцева - И нас качают те же волны. Провинциальный детектив

А Юрка, наоборот, моложе нее на десять лет. Ему хорошо за тридцать, ей, стало быть, хорошо за сорок. И разницу эту не скроешь, как ни старайся – она крупной комплекции, дородная, не чета нынешним субтильным доходяжкам. Но они могут и в джинсы влезть, и лосинами обтянуться, и юбкой лишь срамное место едва прикрыть. Она, конечно, и в блондинку красится, и макияжится, но, когда рядом идут, видно, что тетка намного старше, хотя Юрик – тоже амбал хороший, бывший десантник.

Когда она заикнулась о ребенке, о том, что возраст у нее весьма и весьма критический, любимый ухмыльнулся:

– У меня-то – не критический! Я еще не созрел для отцовства! А вздумаешь схимичить – уйду сразу, а то и уеду куда подальше. Будешь алименты издалека получать. Тебе это надо?

Похоже, Бог наказывал ее за бывшего мужа, и мерилось ей той же мерой. Но отказаться от Юрки было выше ее сил! Пока, во всяком случае. Может, не приведи Господь, попадет она в ситуацию, в которой довелось побывать ее мужу, когда он увидел их с Юркой в супружеской постели, так найдет силы! Ей проще – вышвырнет Юрку за дверь, квартира-то ее.

Она не переставала удивляться благородству бывшего мужа и его житейской глупости – никаких претензий на квартиру, на имущество, что вместе наживали: ушел – отрезал, вычеркнул! Жил в съемной квартире. Правда, был у него в маленьком поволжском городке Артюховске наследственный дом – деревяшка, червями источенная. Каждую весну он уезжал туда в отпуск, рыбачить. Мужики – соседи, и из его бригады – ждали его возвращения, как дети новогоднего праздника: всех воблой угощал. Надежде это было без разницы, к рыбе она была равнодушна.

Юрке всякие душевные тонкости были не свойственны. Но, правда, и жлобом он не был. Когда она попробовала подъехать к милому с идеей регистрации («зарегистрируемся, пропишу у себя»), тот, свинья, расхохотался:

– Я у мамы прописан, и ее единственный сынок.

Все чаще одолевали Надю безрадостные мысли.

Юрик отсыпался после ночной смены в шахте, у нее был выходной. Позавтракала, перемыла посуду и спустилась на второй этаж к почтовым ящикам – взять телепрограмму, пока не сперли. В программу был вложен конверт. В подъезде темновато, не разобрать – от кого, но почерк, вроде бы, незнакомый.

Надежда поднялась в квартиру, в кухне у окна посмотрела – из Артюховска, но не Сергея рука, чужая. Отчего-то екнуло сердце. Вскрыла письмо, прочитала раз, потом другой…

Писал артюховский сосед и дружок бывшего мужа – Николай: о странном отъезде Сереги, о его молчании. Объяснял, что долго не решался написать ей, знал, что развелись, но больше некому: ни его нового адреса не знает, ни точного названия организации, где он работает. На деревню дедушке писать? Дом стоит закрытый, ключи не оставил, телефон – «вне зоны»… Не могла бы она узнать, доехал ли благополучно, жив-здоров ли, почему вестей не подает?

В конце мая к Наде приходили двое ребят из бригады Сергея. Они знали, конечно, что супруги разбежались и даже развестись успели, и что Сергей здесь не живет, но уже две недели назад он должен был выйти из отпуска на работу. В бригаде ждали: мало ли, с билетами туго, может, приболел, а, может, загулял – познакомился с какой-нибудь бабенкой. Но в таких случаях телеграмму посылают. Бригадир попросил сходить к хозяйке, у которой он снимал жилье. Та тоже ничего не знает, вещи на месте. Уволят, конечно, мужика, в связи с невыходом на работу, и на репутацию его не посмотрят, только все это абсолютно на Сергея не похоже. Может, Надежда что-то знает?

Надя немногочисленных друзей бывшего мужа видеть не могла – понимала, что они знают всю их подноготную и винят ее. К тому же, еще не совсем остыла после очередной размолвки с Юриком, а потому была в своем репертуаре: облаяла мужиков, как хотела, только что взашей не вытолкала. Не знает, и знать не желает! Ей дела нет, что там стряслось с этой бестолочью несчастной, с ним всегда что-то происходит!

Тут уж она перегнула палку, конечно: бестолочью он не был, и ничего такого, из ряда вон выходящего, с ним не происходило. Выскочив за дверь, мужики, кроме нецензурных слов, вспомнили только одно приличное: мегера.

Юрка, который во время этой сцены благоразумно носа из спальни не высунул, потом сказал изумленно:

– Ну ты и стерва! Чем он тебя так уж допек? Чего взбесилась?

А она и сама не понимала, зачем и почему! Только сейчас, прочитав письмо, начинала понимать. Вернее, не умом понимать, а сердцем чувствовать, бабьим инстинктом. Что-то случилось.

Ее прорвало – за всю свою довольно долгую и довольно непутевую жизнь она так не плакала. Сердце ей сказало, что Сергея уже нет на этом свете. Она захлебывалась рыданиями, подвывала, слез не вытирала, только сморкалась в кухонное полотенце.

Из спальни вылетел очумевший Юрка, тряс ее, пытался добиться хоть слова. Надя протянула ему письмо, пыталась объяснить, но не могла. Много позже она поймет, что в тот момент со слезами выплескивалось подавляемое в себе чувство вины (в сущности, была она неплохим человеком), жалости к мужу, которого не любила и которому полтора десятка лет отравляла жизнь, по причине этой нелюбви. Холила и лелеяла в памяти каждый его промах, недостаток, раздувала в ссору любой конфликт, чтобы потом жаловаться соседкам и подругам, какой недотепа и дебил ее муж. Бабы согласно кивали, а в ее отсутствие перемывали ей кости, изо всех сил сочувствуя Сергею. У них было больше оснований жаловаться на своих мужей – пьянчуг, драчунов и лодырей.

А еще – испытывала она странное чувство обиды. Вычеркнув мужа из своей жизни и строя новое счастье, где-то в уголочке души Надя таила уверенность, что, как бы ни сложилась ее жизнь в дальнейшем, Сергей всегда будет к ее услугам, поймет и простит. Такой запасной аэродром. Королева и верный до гроба рыцарь. А рыцарь ее надежды разрушил, предал ее. Хотя он и был ей верен… до гроба?!!

Господи, почему ты сделал меня незрячей?!!

Надя была человеком действия, а не только эмоций. Когда лимит слез на ближайшее время был исчерпан – слезные пазухи перестали выделять жидкость – она, отрыдав и отсморкавшись, кинула мокрое полотенце в стиральную машину и пошла приводить себя в божеский вид. Действовать надо было незамедлительно.

В шахтоуправлении с баламутной зареванной бабенкой никому не хотелось связываться. Секретутка (секретарь-референт!) зашла в кабинет к заму генерального директора, вышла и сообщила, что Надежде нужно спуститься на второй этаж, в кадры. Там она может изложить свой вопрос («проблему», она сказала. Да уж, проблемка нарисовалась та еще!) директору по работе с персоналом, поскольку кадры находятся в его ведении.

Кадровик, выслушав и пощелкав мышкой компьютера, сообщил, что Бельцов С. М. уволен с шестого мая за длительный прогул, а отосланная заказным письмом, согласно законодательству, трудовая книжка вернулась по причине выбытия означенного Бельцова с постоянного места жительства. Надя вспомнила, что как-то в июне почтальонша приносила заказное письмо на имя Сергея, а она отказалась его взять.