Кристина Романютенко - Красные бабочки

– Ваш муж потерял не только свои, он израсходовал средства своих партнеров, истратил легальные и не совсем честные деньги в попытке спасти положение. Лео, твои фирмы, к сожалению, он продал еще полгода назад. Мне очень жаль. Алексей Викторович связался с очень опасными людьми. Они тоже придут к вам. Я очень уважал вашего отца, поэтому я прошу тебя, Лео – беги.

– А моя мама?

– Им будет нужна твоя подпись, по завещанию все отходит тебе. Маргарита Сергеевна переедет в квартиру своих родителей. Этот дом придется продать – отдадим хотя бы малую часть долгов. Я лично буду следить за безопасностью твоей мамы. Но с тобой все сложнее – ты выгоднее мертвый. Поэтому ты уедешь.

– Мама, уезжай. Я решу все вопросы.

– Нет. Довольно. Ты уезжаешь. Точка, – сказала она очень сурово.

– Но…

– Если ты хоть капельку меня любишь…

– Это нечестно.

– Наша жизнь – нечестная, сынок. Но у нас не выбора. Во сколько ему надо уезжать?

– Ты поедешь на автобусе до Челябинска, потом улетишь в Стамбул.

– Почему я не могу отсюда улететь? – вырвался у меня вопрос.

– Потому что здесь тебя уже будут ждать. Ты полетишь по своему паспорту. На поддельный документ просто нет времени, извини. А время – единственный козырь, который у нас есть, чтобы тебя спасти. В Стамбуле тебе придется жить без паспорта какое-то время. Ты найдешь жилье и работу. Хватайся за любое дело, за которое платят, чтобы выжить. Прости, но пока ты официально не вступишь в права наследования, ты не сможешь вернуться. Долги твоего отца я постараюсь потихоньку закрывать из тех денег, что были спрятаны «на черный день». Итак, ты прилетишь в Стамбул. Они будут тебя искать, но если ты не оставишь ниточек – они тебя не найдут. Будь в Стамбуле три месяца, пока я не подготовлю документы для тебя. Через три месяца ты позвонишь мне и скажешь, как тебя найти. Ты хорошо запомнил? Запиши мой номер. Избавишься от сим-карты. Купишь новую там.

– Но почему Стамбул?

– Там у тебя нет знакомых. А, значит, не будет соблазна позвонить им или встретиться. Никому доверять нельзя.

– Сын, собирайся, – жестко сказала мама.

В полном замешательстве я метался из угла в угол по комнате, пытаясь решить взять мне рубашку в синюю клетку или в красную. В этот момент зашла мама. Молча усадила меня на кровать, достала старый, слегка потрепанный рюкзак из шкафа и начала упаковывать вещи: трусы, носки, две футболки, свитер, легкая куртка, зубная щетка.

– Все.

– Все? – изумился я.

– Сын, только самое необходимое.

– А как же рубашка?

– Ты меня понял?

– Я люблю тебя, мам, – я обнял маму, но все же положил рубашку в красную клетку в рюкзак.

– Здесь немного денег. Расходуй осторожно. И удачи тебе, парень, – адвокат обнял меня.

Отправление было назначено на 19:00. Стрелка на огромных часах, висевших над выходом на платформы, была на пятнадцати минутах восьмого, когда по громкой связи объявили, что рейс задержан по техническим причинам. Два контролера, стоявшие за моей спиной, стали хихикать и обсуждать, что Иваныч (водитель автобуса, как выяснилось в процессе их разговора) опять заехал к любовнице и немного задержался. Моя жизнь зависела от незнакомого Иваныча, который решил удовлетворить свои физиологические потребности.

Я ждал ровно двадцать один рейс до тех пор, пока не объявили, что Иваныч нагулялся. Контролер торопливо проверила посадочный билет, черкнула галочку в графе напротив моего места и, даже не взглянув на мое лицо, пожелала хорошей дороги. Иванычем оказался худощавый жильный мужичок с идеальной залысиной на макушке, он приветливо мне улыбнулся: «Садись в конец, там хоть сидения расправляются. Все равно пассажиров мало». Кивнув в благодарность за совет, я направился на самые дальние ряды.

Я расположился на одном из ужасно продавленных сидений, на спинке которого была заботливая некогда белая, а ныне просто желто-серая ткань, возможно в далеком прошлом служившая чехлом. Огромные автобусные окна украшали засаленные шторки с какими-то нелепыми висюльками из прошлого века. Моими соседями-пассажирами были явно мужики-трудяги-вахтовики. Стойкости их похмельного амбре могли позавидовать французы-парфюмеры.

Заведя мотор со второй попытки, мы наконец-то тронулись. Иваныч явно мечтал быть водителем болида, потому что так изящно гнать на огромном разваливающемся автобусе не смог бы даже Шумахер. Мужики одобрительно свистели, когда мы в очередной раз обгоняли какую-нибудь дорогую легковушку, водитель которой удивленно открывал рот, а потом начинал слать проклятья – Иваныч не менее грациозно подрезал обгоняемый автомобиль или пытался прижать его к обочине. Всё это действие сопровождалось его диким хохотом и аплодисментами работяг. К слову сказать, слева от зеркала заднего вида висело сиротливое объявление: «Распитие спиртных напитков и курение в автобусе запрещено». Возможно, мои попутчики не прочитали его или не заметили потому, как их тосты за «то, чтоб хер стоял и бабки были» становились всё громче и громче, а салон автобуса уже давно превратился в огромную пепельницу на колесах.

– Парень, – вытирая сопли рукавом, подсел ко мне один из трудяг. – Пить будешь? Что, как не родной?

– Я не пью, – ответил я.

– Не наш что ли? – презрительно спросил он.

– Что? – переспросил я.

– Ну, заднеприводный что ли?

– Нормальный я. Просто не пью.

– Нормальный и не пьешь? Кодированный что ли? – прищурился мужик.

– Нет.

– Тогда я тебя не понимаю. Ты либо пьешь, либо… Эй, мужики, тут пацан-то не пьющий. Не уважает нас.

На меня уставились шесть пар пьяных глаз. Взвесив все «за» и «против», я произнес:

– Наливай. Что вы там пьете?

– Наш человек, – радостно хлопнул он меня по плечу. – Вано.

– Что?

– Ты че-то непонятливый какой-то. Имя мое – Вано. Это Гоша и Гриша. Виталя и Макс. Ну, а это наш Виктор Николаевич, наш руководитель, – Вано почтительно поклонился.

– Приятно познакомиться, меня зовут Лео.

– Ты точно наш? – прищурился Вано. – Или этот…?

– Леонид – мое имя, – уточнил я.

– Значитца, Лёнька. Нормальное имя. Мужицкое. А то Лео, тьфу.

– Ну, давай, Ленька, за тебя, – поднял тост Вано. Пойло было отвратительным, но я выпил все, чтобы не обижать мужиков.

Два часа пути я слушал их байки о том, как они работали на севере, обмораживали свои задницы, о бесконечных любовницах, верных женах, детях, здоровье. У этих трудяг никогда не было тех благ, которыми обладал я, не было денег, связей, но это не мешало им быть счастливыми. Рядом с ними я ощущал себя не мужчиной, которому уже 28 лет, а пацаном, едва справившим свое 16-тилетие.

– Ты куда едешь-то? – похлопал меня по плечу Виктор Николаевич.

– В Челябинск, – засмеялся я.