Сергей Струков - Притчи Радонежского леса. Рассказы и повести для детей

© Сергей Викторович Струков, 2017

ISBN 978-5-4483-7770-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Очень давно, когда звёзды были большими, как яблоки, луна огромной, как арбуз, а птицы и звери, хотя и жили вместе с Адамом уже не в раю, но по ка ещё не успели разлюбить друг друга, – уже тогда поселились в их среде зависть и хвастовство.

И вот однажды рано утром, как это обычно водилось у

птиц, соловей начал воспевать восход солнца и стал заливаться такими трелями, такими сладостными и благозвучными переливами, что все звери и птицы плакали, вспоминая рай.

Одна только лягушка, имевшая в ту пору золочёную

расписную кожицу, не плакала. Она сидела на берегу водоёма и рассуждала, устремив взгляд свой на соловья: «Всем-то я хороша: есть у меня красивая бархатная кожица, золочённая, просто залюбуешься; и плаваю я умело, сноровисто, быстро. Вот только одного недостаёт мне – голоса такого, как у соловушки…»

А звери и птицы слушали песню-гимн утренней заре, и

слезы их текли ручейками. Сам человек сидел, обхватив голову руками, и тоже плакал.

Ох, и сладко пел соловей!

Лягушка продолжала рассуждать: «Угораздило же его

родиться с таким голосищем! А я только квакать-то и умею.

Вон как выводит… Ух! Все так и слушают, а на меня никто и краем глаза-то не взглянет! Ух, окаянный, как заливается!» И позавидовала она соловью.

Уж скоро солнышко выглянет, вот его алая кромка заблистала вдали над зелёными лесами.

Звонок воз дух, брызжет ярким соком восход. «Свет неизреченный…» – шепчут губы Адама, и по щекам его скатываются горячие капельки. Звери и птицы зовут солнце – единственное светило, которое осталось у них теперь… Соловей поднимает ноту всё выше, выше…

И вдруг… Обрывается песнь соловья: взгляд его случайно упал на лягушку – и он испугался её вида и охрип. Сейчас он поёт совсем не так, как пел раньше. Звери тоже все, когда увидели лягушку, отшатнулись в

страхе: совсем не узнать было прежнюю красавицу: так позавидовала она, что вся позеленела – даже до черноты. Куда подевалась прежняя золотистая, бархатная кожица? И в помине нет. Вместо неё скользкая, грубая кожурка. Тут и солнышко взошло, увидело, что его никто не встречает соловьиной песней, загрустило, затянулось, как одеялами, серыми тучами; и пошёл дождик.

Звери разбежались, птицы улетели, а человек срубил то дерево, на котором пел соловей, и сделал себе из него шалаш от всякой непогоды…

Лягушка же теперь всякий раз, когда начинает накрапывать дождь, вылезает из водоёма и сидит одна-одинёшенька под падающими сверху каплями, вспоминая, как когда-то она была раскрасавицей и как сладко когда-то пел на заре соловей…

В лесу было душно и очень-очень жарко. Июльское

солнце висело над соснами и палило с такой силой, что само наверно мучилось от жары. Листочки повсюду съёжились, а травы поникли, сберегая драгоценную влагу. Звери попрятались во влажные норы, птицы смолкли, а червячки и букашечки поглубже влезли кто в норку, кто в гумус.

Лес замер и тихо переносил жару.

Только в медвежьей берлоге недовольно ворочался среди своих братишек Мишутка-неслух: «Хорошо им, червячкам – нырь и нету. А я ведь не козявка, я в щёлочку не залезу… Вот побегу на речку, искупаюсь!» «Нельзя, Мишутка, – говорят ему братишки-медвежата, – мама что наказывала, когда уходила: «Никому чтобы и лапы из берлоги не высовывать! А ты «на речку…»

– Ох, родные, невтерпёж, а в шубках наших тем па че… Побегу на прохладную речку! Ну, ведь не букашка я, никто меня не раздавит!

Сколько братишки Мишутку ни совестили, ничего не

помогло. «Пойду!» и всё тут!

Выбежал он из елово-хвойной берлоги и айда купаться!

Бежал через шиповник – шубку поободрал, бежал через луг – в осоке лапы заплетал, бежал через болотце – на кочках спотыкался. Примчался к самым крутым берегам речушки, запнулся да так и кубарем вниз! И в воду бултых!

То-то радость!

Лапами прохладную воду Мишутка-неслух раздвигает,

кувыркается, плещется да над братишками родными, что в берлоге духотной мучаются, посмеивается…

Купался он, купался, но, однако же, и домой пора…

Скоро мама придёт и если Мишутку не застанет, ох уж

ему влетит! За уши оттаскают, отшлёпают, а может, что самое худое, без мёда оставят… «Вот ещё три раза окунусь, – думает Мишутка, – и домой».

Нырнул он… Вдруг! Что это? Словно кричит кто? Вынырнул – никого… Только зной, да солнце смеющимися лучами в речке играет. Нырнул во второй раз… Чу! Кто-то в воде бултыхается и зовёт на помощь. Вынырнул медвежонок – никого! Неужели от перемены ему так померещилось? Нырнул в третий раз – точно! «Спасите!» – кричат и воду, что есть мочи лапами лупят.

Тут увидел, наконец, Мишутка, кто тонет!

Лисёнок, маленький и несмышлёный, свалился в воду с кручи и зовёт на помощь, то утопая, то отчаянно всплывая; бурлит воду маленькими лапками и кричит: «Помогите! Спа-си-те!» Вот вдруг скроется под водой, и вот вдруг поднимется. Мишутка сам перепугался, сердце внутри под шубкой шибко заколотилось; бросился он на помощь лисёнку и вытащил того на берег… Только при этом лисёнок косолапого нечаянно, да со страху два раза по уху ударил.

Но так, как лисёнок был слабосильный, то Мишутка от заушин тех разве что немножко поморщился… Хоть и не больно, а однако какому же герою приятно от благодарных спасаемых затрещины получать?!

И вот вытащил он на песочек еле живого лисёнка:

– И как тебя угораздило, хитрый лис, в речку свалиться, – принялся отчитывать медвежонок лисёнка, – знать,

хитрость твоя ногу вывихнула!

– Я маленький, – запричитал лисёнок, мокрый и жалкий, совсем не похожий на зубастого и хитрого лиса, каковыми они обычно и бывают.

– Маленький-то – маленький, – не мог отдышаться Мишутка из-за волнения, – а тонешь, как большой!

– Было жарко, – жалостно лепетал мокрый лисёнок, – мама ушла и приказала никому из норки не вылезать и на речку не бегать.

А я вылез… Уж очень солнышко пекло…

– Пекло! – топнул на него Мишутка. – Ты, оказывается, ещё и неслух! Вот нашлёпать бы тебе за то, что родителей не слушаешься!

Разошёлся тут медвежонок Мишутка, принялся не на шутку лисёнка отчитывать и ругать:

– Ты что же это, лисья твоя голова, не знаешь, что папу и маму надо слушаться, что воспитанные зверята родителям не прекословят и что все беды от непослушания происходят!? Потому и беда эта на тебя приключилась!