Игорь Сотников - Опасайся человека одной книги. В преддверии

– Прошу прощения за своих товарищей, – отдав дань вежливости Фоме и Яшке, этот неторопливый пассажир, явно внушающий уважение, через которое, скорее всего, и пропустили через контроль эту часто не транспортабельную в самолётах пассажирскую публику, обнаружил своё место и тут же уселся. Ну а когда все возмущающие ваше спокойствие вещи наконец-то заканчиваются, то сердце обретает спокойствие, которому придаёт размеренность полётное движение. В нём ваше свободное время, от пункта А до пункта Б, ограничено только салонным пространством и на помощь вам может прийти только воображение, на которое только и приходиться надеяться и уповать в полёте. Ведь кроме сонного занятия, небольшого перекуса и почему-то быстро надоедающих технических игрушек, больше нечем и заняться-то.

Для тех же, кто впервые летел в новое место, в воображении, трансформировано под собственное «я», представало многое из того, что он дозировано получал из средств современной информации, которая, как всякий предполагавший, как, например, Фома, скорее всего, во многом искажает действительность. И, как это часто бывает, представленное им будет совершенно не совпадать со встреченным. Но, главное, его в основном волновало то, как всё-таки его встретит этот новый для него мир. А для тех, кто летел туда, как к себе домой, больше вызывали интерес вещи, относящиеся к определённому прошлому, к так называемым переживаниям пережитого, что ожидаемо, формирует его дальнейшие поступательные движения вперёд.

– Там вас в аэропорту встретит Люси, – обратился к Яшке (Чьё памятливое воображение, включило это предваряющую его путешествие прошлое), развалившийся в кресле, облизнувшийся при упоминании этой Люси, хоть и видный, но предпочитавший держаться в тени, ключевой представитель спонсорского сообщества, определяющего стратегию дальнейшего развития, так сказать, вектор направления одной из известных в кругу избранных партий одного из толка.

А вот какого, то с этим дело обстояло весьма не просто, ведь даже, наверное, сам чёрт сломит свою левую ногу, так и не поняв сути этих классификационных моделей, где правые тянутся к левизне, а левые так и стремятся, дав по рукам правым, притиснуться к центровым. Хотя, скорее всего, весь этот толк сводится к одному: левый толк, как самый невыдержанный и в некотором своем роде, идущий в авангарде всякого нового движения, близкого к революционным, обливает обвинениями в консерватизме и отсталости (Так, для примера.) правый толк. Ну а тот, дабы не прослыть бессердечным и неотзывчивым, со своей стороны не жалеет конструктивных помоев (Либералы чёртовы.), которыми он обильно поливает левый толк. А вместе они, выходит, что друг друга моют.

А Яшке, вызванному перед поездкой на инструктаж, в это какое-то левое офисное здание, где находилась спонсорская, абсолютно некоммерческая (Только ради идеи.) организация, как они называли между собой: «а-Ну КО» (Не девушки и не парни, а новое «оно». ), которой и руководил в этим мягких креслах под коньячок (Конечно, только в обед, а то мало ли ещё чего подумаете. А, они вот ведь как болеют за дело, что даже в своё личное обеденное время стараются думать не только о насыщении своего желудка, но и о том, чтобы маковая росинка появилась и в устах всех нуждающихся в пище.), этот ключевой представитель определённых структур, чьё имя было у всех на слуху и поэтому не имело большого смысла употреблять его в суе (Так сказать, ради сохранения длины вашего языка, имеет смысл помолчать.).

Правда, надо сказать, что и в этом Гранд-Опера храме, нашлись свои позиционеры, явно перебравшие духа свободы, уже и не ясно, свои или чьих будут, скрытые, либерально, со своими недопустимостями, смотрящие на либеральные идеи, которыми пропитан воздух этого гранд-офиса. Так в минуты явного неосмотрительного воодушевления, в перерыве между подачей закусок и речей видных деятелей, приглашённых сюда в последнее прибежище свободы, где-нибудь в курилке, один из этих совершенно отвязных, выбравших для себя абсолютную вне системность в этой внесистемной оппозиции начал позиционировать себя, пуская дым из сигары, которую он стрельнул у посла одной страны, с симпатией смотрящей на всякую оппозиционность, а пару других позаимствовал в неосмотрительно оставленном ящике, стоящем в нише шкафа. Так вот, сделав этот глубокомысленный выдох, такой независимый внесистемник Антон, заявляет: «Только и знают, что понукать нами». Отчего наверняка у всех стоящих рядом с ним и слышащих такие дерзновенные речи, тут же холодком обдало внутри, и дух захватило от такой уму непостижимой дерзости этого, однозначно, смельчака Антона.

– А меня, может быть, не устраивает этот их диктаторский стиль, – Антон, возможно, хватил лишка там, в конференц-зале, отчего он определённо уже хватил лишка здесь. Что для самых предусмотрительных, становится сигналом к выходу. Ну а Антон, оставшись один (неосмотрительных, как оказалось, в этом кругу не бывает), сплюнул за последним вышедшим и, закрутив глазами, принялся размышлять над горькой судьбой любого внесистемного оппозиционера, чья участь заключена в том, чтобы вот так стоять в одиночестве на этих затворках и курить чужие сигары.

Но памятливая мысль Яшки, не взволнована этими помышлениями Антона. Ведь Яшка оказался в числе очень осмотрительных, и поэтому Антон сейчас сидит в кутузке, а он, в отличие от него, летит в город любви, Париж, о котором, конечно, хочется помечтать, но это ему не дает сделать влезший в тот памятливый разговор, второй противный тип, занимающий своё мягкое место рядом с ключевым представителем этого «а-Ну КО».

– А ты-то чего облизываешься? – заржал второй, менее видный член этого сообщества, который, дабы скрыть свою оплошность в поедании сочной курочки, пустившей соки ему не только по губам, но и на воротник рубашки, решил таким способом, указав на Яшку, отвлечь внимание от себя. А ведь Яшка только лишь подумал пооблизываться при воспоминании аппетитной Люси и поэтому, никаким образом, не показывал свои намерения, что, конечно же, было инсинуацией со стороны менее видного члена.

– Ничего я не облизываюсь, – только сейчас облизнув губы и тем самым, совместив два в одном, Яшка тем не менее, твёрдо отстаивает свою точку зрения.

– Облизываешься, – не менее твёрд в своем утверждении, впитывающий в себя сочность курочки второй господин.

– Да я… – несколько сбит с толку Яшка, уже не знающий, как себя дальше вести.

– Ладно, можешь облизываться, но только это, и ничего сверх того, – обильное слюноотделение, вызванное представлением этой Люси в некоторых пикантных на грани образах, после этого внутреннего отлива, вызвало сухость внутри этого господина, который, взбодрив себя вином из фужера, посмотрел строго на Яшку. Его сравнительная с ним молодость не внушала доверия в столь щепетильных делах, и поэтому он, и огласил этот указательный приговор.