Наталья Милявская - Скупщик

Кирилл улыбнулся, как во сне. Какой миллион? Что он мелет, этот Никита? Кто ему даст миллион долларов?

Но услужливое воображение уже нарисовало соблазнительную картинку, и перед мысленным взором Кирилла всплыли тугие пачки новеньких купюр. Миллион. Это сколько? Килограмма четыре денег? Пять? Миллион долларов – это же абсолютно абстрактная, астрономическая сумма, которую ему в жизни не заработать. Да это и есть целая жизнь!

В голове мгновенно включился калькулятор. Миллион долларов по курсу – это шестьдесят шесть или даже шестьдесят семь миллионов рублей. А то и все семьдесят, с нынешней-то инфляцией! Это квартира в пределах Третьего Транспортного. Плюс авто. Новое, с полноценной страховкой. Плюс стоматология – он уже давно намеревался починить несколько зубов, да все денег не хватало…

Стоп! Какая, к черту, стоматология? Первым делом он должен пойти и уволиться! Высказать все, что он думает о худруке, о режиссере, о Зеленском, и послать эту гребаную шарашку ко всем чертям! Уйти в солидную антрепризу. Нанять агента, начать пробоваться, наконец, в нормальные фильмы.

Хотя, что значит «пробоваться»? Да он сам себе роль в кино выберет! Это сейчас реально! Стать сопродюсером проекта, самому утверждать сценарий, самому выбирать роль, для начала податься в какой-нибудь мейнстримовый проект, потом можно и на арт-хаус замахнуться, сейчас модно уходить из большого кино в фестивальное…

От вырисовывающихся перспектив у Кирилла закружилась голова. Навалившаяся звонкая тишина не отпускала, обволакивала…

– Станешь популярным, уважаемым человеком… – голос Никиты, кажется, звучал у Кирилла в голове. – Свой в тусовке… Все руку жмут… Ну, продал бы?

Парень в капюшоне сверлил Кирилла глазами, и от взгляда этих гипнотических, голубых, почти белесых глаз Кириллу стало не по себе. По спине пробежал холодок. Сколько ему лет? Двадцать? Тридцать? У собеседника была приятная, но в то же время… какая-то неуловимая внешность. Кирилл, как ни старался, не мог собрать воедино черты его лица…

Да он же… сумасшедший! Факт! И за каких-то пару минут умудрился заразить своим безумием Кирилла.

– Слышь, Мефистофель! – улыбнулся через силу Кирилл, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. – Я же просто пошутил, когда ляпнул про дьявола…

Он глянул на руки парня в капюшоне, лежащие на столе, – и вдруг увидел, что вместо крупных татуированных мужских кистей из рукавов куртки торчат костлявые старушечьи пальцы с ярко-красным маникюром!

Чувствуя, как волосы становятся дыбом, Кирилл в ужасе отшатнулся.

– Я… – прохрипел он, вскакивая со скамьи. – Мне домой надо!

Никита молниеносно протянул руку и ухватил Кирилла за запястье, не давая тому двинуться с места. Ловя пересохшим ртом воздух, Кирюша снова опустил взгляд – его руку держала татуированная мужская пятерня. Только теперь в витиеватых хитросплетениях розовых бутонов Кириллу явственно почудились сплетенные в хоровод черепа.

– Миллион баксов! – повторил Никита настойчиво. – Продал бы талант?

«Маньяк какой-то!» – пронеслось в голове у Кирилла.

– Бля, шутки у тебя! – нервно пробормотал он. – Ну продал бы. Нахер он кому нужен!

Никита расплылся в довольной улыбке и отпустил запястье Кирилла. Тот рухнул на скамью и…

…услышал, как в бар неожиданно вернулись звуки. У Кирилла было ощущение, словно он только что вышел из комы. Он перевел дыханье, огляделся вокруг. Странный морок, секунду назад державший его за горло холодными пальцами, испарился.

Напротив него, как ни в чем ни бывало, обычный парень Никита допивал свое пиво, глядя в экран. Никакой инфернальности, ужаснувшей Кирилла минуту назад, в нем и в помине не было.

Кирилл потер лицо, хмыкнул. Это ж надо было так накидаться!

– Я пьян, как фортепьян! – произнес Кирилл дурашливо. Потом глянул на часы, присвистнул. – О, пора двигать, а то метро закроют! Спасибо за пиво, Никитос! Приходи на спектакли!

Кирилл в два глотка опустошил бокал, взял со скамьи куртку и хотел было уже встать, но приставучий Никита снова ухватил его за запястье.

– Погоди! – сказал парень в капюшоне. – Название забыл!

Он достал из кармана ручку и принялся что-то писать на тыльной стороне ладони Кирилла.

– Какое название? – удивился тот.

– Лотереи! Называется «Шанс». Джек-пот миллион долларов. Билет стоит тридцать рублей. Не забудешь?

Кирилл обалдело глянул на свою ладонь – размашистым витиеватым почерком на ней было написано: «ШАНС».

Мгновенное озарение посетило Кирилла – да его же разводят, как младенца! Продать талант! Миллион баксов! Наличкой! Какая восхитительная чушь!

– Ты меня купил! – расхохотался на весь бар Кирилл. – Вот умора! Выигрышный билет! Бах – и миллион зеленых? «Шанс»? Это Васька все подстроил? Вот зараза, а! Не, ну ты красавчик! Ха-ха!

Кирилл хлопнул Никиту по плечу, подхватил куртку и, не переставая хохотать, вышел из бара.

Изображение оставляло желать лучшего – зернистая дерганая картинка, то и дело уплывающая в расфокус, низкое качество изображения. У человека, державшего телефон, сильно тряслись руки. Илья, видевший эту запись десятки раз, выучил ее наизусть.

Вот слышен шум и скрежет за кадром, а в самом кадре – потолок слабо освещенной комнатушки. Затем камера делает резкий рывок, и на зрителя в упор смотрит странный помятый парень лет двадцати пяти. Всклокоченные волосы, несвежая футболка, вокруг глаз залегли темные круги, а сами глаза – абсолютно безумные. Оглянувшись, словно в комнате есть кто-то еще, парень шепотом сообщает:

– Она украла мои глаза! Я ничего не вижу! Ничего!

Он трет лицо, изображение прыгает, в кадр попадает зваленный книгами и кипами бумаг стеллаж, облупленный платяной шкаф, шаткий торшер в углу. Парень снова появляется в кадре.

– То есть… я вижу, но не вижу! Я ничего не могу увидеть, как раньше! Вот!

Автор странной записи бросается с телефоном к стене, от пола до потолка увешанной фотографиями. На экране беспорядочно мелькают снимки каких-то улиц, домов, чьи-то лица.

– Все это шлак! – почти кричит парень за кадром. – Дерьмо!

Непонятно, то ли этот человек пьян, то ли окончательно свихнулся. Телефон летит на пол, и какое-то время все, что видно зрителю – это круг света на потолке, отбрасываемый торшером. Судя по звукам, хозяин записи безжалостно срывает и раздирает в клочья фотографии со стен. Потом наступает пауза – человек за кадром, кажется, садится на пол, на слой рваной бумаги. В наступившей тишине возникает его болезненное бормотание:

– Прибежище мое, и защита моя… Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы. Перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь в безопасности…