Владимир Лисицын - Возвращение мессира. Книга 1-я

Вот вы уже, сколько не пьёте? – поинтересовался вдруг Мессир.

Тринадцать лет, – отпарировал тот, продолжая усиленно есть.

Не считая месячного перерыва, – заметил собеседник.

Какого перерыва, – пробросил Голицын.

Того самого. В девяносто пятом «годе», в городе Сочи, когда позволили себе разговеться – на Пасху, 23 апреля.

Я справлял своё сорокапятилетние. – А сам подумал: «Не в Сочи это было, а в Лазоревской» – но не стал поправлять Мессира.

Нет, справляли вы в мае, уже в Ростове. Гудели две недели, на весь «Дунькин клуб».

Ну и что?

Ничего. Просто меня интересует – зачем вы вообще-то бросили пить? Посты стали соблюдать. ЕМУ молиться. Вы что, не понимаете, что этим самым сделали свой выбор? Вот сейчас – вы выпили бы, как нормальный мужик, как Пётр Григорьевич Голицын. Пригласили бы на танец вот эту, так приглянувшуюся вам, блондинку. Потом, упали бы перед ней на колени, с признаниями в безумной любви, и целовали бы её вкусные руки и, так возбудившие вас, её пружинистые милые ноги, с этим эротично-соблазнительным подъёмом! Стали бы сразу – самим собой. Был бы красивый роман. Вы бы удовлетворили свои желания, излив всю энергию своей любви в живую, ждущую от вас этого порыва, женщину. И она бы была счастлива этим. Хоть на какое-то время, а была бы – счастлива.

У Голицына закружилась голова. Всё поплыло перед глазами. Он налил в бокал холодного «Боржоми» и выпил почти залпом.

В это время, в зал зашёл котик и запрыгнул блондинке на колени. Та изумилась:

Ой. Ну, хоть кот и то хорошо, – засмеялась она, краснея лицом.

А скрипач, в это время, протяжно заиграл красивое, душещипательное вступление к танго. Кот спрыгнул с колен блондинки, вырос в человеческий рост, взял её за руки, поднял со

стула, подхватил правой лапой под талию и повёл в танце. Чёрный пушистый, с серебряным отливом кот и босая спортивного вида женщина, в чёрном коротком шифоновом платье, с вырезом на спине и оранжево-золотыми блестящими волосами по плечам – гармонично двигались в страстном волнующем танце. Она, сначала, посмеивалась, глядя по сторонам. Потом, перестала отвлекаться на эти «стороны», и вся отдалась танцу.

Музыканты играли отменно, «без дураков», не прерываясь, а плавно переходя из мелодии в мелодию. И всю эту музыку снова раскрасил звонкий колокольчик её весёлого, совсем уж беззаботного смеха, сквозь который она выпалила, обращаясь к своей компании: «Мама дорогая, я же вся промокла! Как же я буду выжимать своё шикарное нижнее бельё?!»

Надо сказать, что посмотреть на эту странную и даже экзотическую танцующую пару, собралось всё население ресторана. Перед проёмом двери, ведущей «за кулисы» зала, стояли, разинув рты,: работники кухни: официанты, ресторанная певица, прибежавшая охрана, немолодой швейцар и представители ресторанной администрации.

И вот, на глазах у всей этой почтительнейшей публики, после крикливых слов блондинки о «выжимании её шикарного нижнего белья», кот, не мешкая ни секунды, рок-н-ролльным движением раскрутив от себя, и тут же прикрутив обратно к себе, свою партнершу, и снова раскрутив от себя – изящным движением фокусника извлёк из под платья ленточку её золотисто-белого лифчика. И сделал «ап» на публику. Все ахнули. Но это было ещё не всё. Другим рок-н-ролльным движением, он стал кувыркаться между расставленных ног танцовщицы, перебрасывая партнёршу, в полный её рост, над своей головой, до тех пор, пока не поднялся, не выбиваясь из музыки, на задние лапы, но уже с её золотисто-белыми трусиками и узкой полоской пояска, с подпрыгивающими пажами, в поднятой вверх правой передней лапе! Но, на удивление ошарашенной публики, танец их не прекращался. Они продолжали выплясывать свой бешеный рок-н-ролл, но уже «на пионерском» друг от друга расстоянии. И вот, когда ударник стал выбивать на барабанах, тарелках и «чарльстоне» своё соло – кот пал на колени своих задних лап, передние же, с бельём блондинки, поднял над собой и, в экстазе, заорав с потягом: «Мя-я-яу!» – он стал отжимать это бельё, с которого струями, прямо на его морду, полилась неведомая жидкость. Кот купал в ней свою физиономию, ловил ртом, подставлял ей своё пузо… Потом, он ползал за танцующей женщиной на коленях, лизал её юркие ножки и, в том числе, так возбудивший Голицына – эротический подъём её ног, где уже лежали собравшиеся волны её чулок, оставленных пажами. В общем – был в экстазе.

В этом экстазе, он напялил нижнее бельё женщины на свои кошачьи телеса, музыканты заиграли «Цыганочку, с выходом» и кот, потрясая своей шкурой, в районе груди, и крутя оконечностями поднятых к верху передних лап, а задними отбивая чечётку, снова соединившись в танце со своей восхитительной партнёршей, повёл её по кругу.

Она же, во всё это время, заливисто смеялась, лицо её сделалось пунцовым, а в глазах её играли огоньки.

Вся же, окружающая их публика, просто онемела, выпучив глаза. А у «братков», охренело-застывших за своим столом, пообвисли уши и поотвисли челюсти.

Но вдруг, лицо женщины побледнело, покрылось испариной, она стала слабо похохатывать, и снова смотреть по сторонам, но уже другими сумасшедше-пьяными, просящими о чём-то не понятном, глазами. Брови её стали сдвигаться к переносице и вздрагивать. Плечи стали вторить бровям. Всё её тело задрожало. Из её губ вырвался крик, похожий на стон и она вдруг зашлась истерическим смехом, упав на кошачьи лапы. Голицын, пулей рванулся к ней, подхватил на руки, усадил на стул, ощутив на себе её горячее дыхание и холодные капельки пота, с её лба – на своих губах, после лёгкого прикосновения-поцелуя.

Кот исчез. Все всполошились. Её окружили друзья-приятели, с которыми она сюда пришла, окликая её: «Саша, Сашенька, Александра, что с тобой?!»

Мессир быстро расплатился с официантом. Подошёл, к одиноко торчащему посреди зала, Голицыну, и сказал ему: «Пойдёмте отсюда, я вам всё объясню». И тот, с болью и надеждой в глазах, последовал за Мессиром.

Они вышли из ресторана и той же дорогой, которой шли сюда – пошли обратно. К удивлению Голицына, у которого на душе скребли кошки, Мессир был спокоен и шёл, не спеша, грациозно выбрасывая перед собой свою трость. Голицын напряжённо ждал, когда тот заговорит, и что ОН ему объяснит? И ТОТ, так же не спеша, как шёл, так же и заговорил:

Понимаете, мой дорогой, женщина – вообще: большая загадка. А эта женщина – загадка вдвойне. В человеке, в принципе, много всего и всякого намешано. И здесь, мы вновь сталкиваемся с той самой проблемой, о которой я давеча начал с вами рассуждать.

Что это вы «развозите по тарелке», как доктор философских наук в среде кружка юных натуралистов?!

Не хотите слушать, не надо, – безразлично произнёс Мессир, и замолчал.