Александр Самойленко - Забавы деда Матвея. Сборник рассказов, повесть

Дед неумело успокаивал жену, гладил ее шершавой ладонью по голове. У него самого навернулись на глаза слезы. Они проторчали на огороде до самого вечера и ушли, когда убедились, что тракторист оставил технику и убрался с пустыря совсем.

Проснувшись глубокой ночью, он сдерживая дыхание, начал перебираться через старуху.

– Ты куда это, старый? – спросила Прасковья Ивановна не открывая глаз.

По-видимому, она еще не засыпала.

– Спи, Параша. Мне что-то никак сон не идет. Пойду до ветру схожу и заодно свежим воздухом дыхну малость.

Бабка поворчала невнятно и замолчала. Вероятно, опять погрузилась в невеселые мысли. Старик оделся и, сунув босые ноги в калоши, торопливо пошел в сарай, где в кромешной тьме, на ощупь, позвякивая металлом, перебрал скопившееся за долгие годы барахло. Отыскав нужные железяки, он положил их в большую кошелку и, стараясь не шуметь, пошел со двора.

По пустырю передвигался, соблюдая осторожность. Несколько раз останавливался, напрягал слух и вглядывался в кусты. Подойдя к бульдозеру, немного постоял и обошел вокруг него дважды. Потом он потрогал еще не до конца остывший капот, и только тогда взялся за опасное дело…

Старик слишком долго копался в двигателе, поочередно вынимая из кошелки ключи. У него, как назло, ничего не получалось, и в конце концов, чтобы достичь желаемого результата, он решил поступить иначе… Открутив пробку маслозаливного отверстия, глубоко, до упора, засунул внутрь монтировку и теперь, вполне удовлетворенный работой, облегченно вздохнув, спустился на землю. На полдороге к дому наткнулся на трясущуюся от прохлады и жуткого страха бабку и, ни слова ей не говоря, мягко подталкивая в сгорбившуюся спину, увел во двор. В избе он немедля улегся в кровать и мгновенно заснул, уверенный в своей правоте…

Утром следующего дня старик, затаившись у изгороди, с волнением наблюдал в свой трофейный бинокль за пересекающим пустырь трактористом. Вот тракторист неторопливо подошел к своему желто-оранжевому бульдозеру, по-хозяйски окинул его взглядом и забрался в кабину. Затем оглушительно застрекотал пускач, а спустя несколько секунд ровно заработал двигатель. Наступал самый острый момент в совершаемой дедом мести, ради чего он прошлой ночью и ходил на пустырь…

Бульдозер дернулся вперед, и одновременно с этим рывком в чреве мотора раздался жуткий треск. Мотор заглох, и не менее жуткая тишина, сохранявшаяся довольно долго, повисла над пустырем. Потом медленно приоткрылась дверца кабины и на гусеницу ступил обалдевший от случившегося тракторист. Он сделал несколько шагов по тракам, открыл капот и, покачнувшись, едва не свалился на землю. По-видимому, сначала он приходил в себя, потому что стоял и не двигался. После тракторист резво подскочил к кабине, выхватил из-под сиденья ломик и, спрыгнув на землю, помчался ко двору старика, размахивая ломиком легко, будто хворостиной…

Дед Матвей, увидев несущееся к нему лохматое и разгневанное чудовище, не на шутку струхнул и поспешил убраться из ненадежного укрытия в избу. Скоро он услышал первые удары лома по ограде и вслед за бабкой стал усердно молиться Богу…

– Убью-у-у-у! – протяжно орал тракторист, ломая доски ограды. – В порошок сотру вместе с халупой, мудак! У-у-у, старый осел! Кто детей моих накормит? Ты, что ли?..

Разъяренный механизатор добрался-таки до входных дверей в избу, до того разгромив почти половину сеней,

– Открывай, старый! – повторял он, пытаясь острым концом лома поддеть доску и сломать последнее для него препятствие.

Но старая, полвека назад добротно изготовленная из кедровых плах дверь не поддавалась. Тракторист, в бессильной злобе ударив по ней несколько раз, выбежал на улицу. И возвращаясь на пустырь, швырнул ломик в окно. К счастью, старики молились в дальнем углу и осколки стекол их не задели… До ночи потом бабка корила деда Матвея, а тот слабо возражал и изредка ей огрызался.

Диверсия, удачно проведенная стариком, подтолкнула молодого богача к активным действиям. На другой день после поломки трактора пустырь был заполонен строительной техникой разнообразного назначения. Мимо двора деда Матвея засновали многотонные самосвалы, груженные гравием, песком и железобетонными плитами. Работа кипела весь день, не прекращалась она и ночью. Прошли всего сутки, и дед Матвей, выйдя на улицу, не поверил своим глазам: вместо изгороди по одной из сторон огорода, в ниточку, ровно стояло бетонное ограждение. А его грядок не было! Только кое-где торчали из израненной тяжелыми гусеницами земли смятые перья лука.

– Эх-ма… лук-то… какой хороший был, – с горечью несколько раз вслух произнес дед.

Сзади к нему подошла бабка:

– За что же нам это, Матвей? Зачем ты их так прогневил? – тихо спросила она.

– Цыц, окаянная! Не терзай мою душу! Все одно они бы по-своему сделали. Хоть и пострадали мы, но зато удовлетворение малость позавчера было, а дальше, как говорится, еще поживем – увидим…

Стариков заметили. В их сторону со стройплощадки заспешил высокий молодой человек. Он издалека поздоровался с ними и широко, по-хорошему, улыбнулся:

– Здорово живете, хозяева!

Старики с напряженным вниманием ждали его приближения и здороваться не собирались.

– Здравствуйте, хозяева, – веселым голосом повторил молодой человек. И не обращая внимания на их сумрачные лица, с ходу затараторил: – Мы тут поставили бетонные блоки. Над ними пойдет высокий забор. Дом и надворные постройки, не бойтесь, не тронем. Я убедил заказчика, что ландшафт это не портит. Из-за забора вашу развалюху не видать будет…

Считая разговор законченным, он побежал к работающему автокрану, на ходу подавая крановщику знаки, махая вверху руками. Дед Матвей с бабкой Прасковьей, постояв еще немного, пошли восвояси домой. Дома дед занял свое место возле окна. Сунул в рот сигарету и трясущимися руками не сразу зажег спичку.

– Смириться бы надо, Матвей, – осторожно заговорила с ним Прасковья Ивановна. – Плетью обуха не перешибешь. Слава богу, в избе остались. Ничего не поделаешь, время уж такое, видать, настало…

Дед Матвей поперхнулся дымом и грубо оборвал жену, может быть, впервые за долгую совместную жизнь:

– Время, говоришь?! Хапуги они и бандиты. Судить их надо. Награбили, а теперь все и всех покупают. Купцами, погляди ты, и заводчиками заделались… Вот объясни мне, Прасковья, откуда у этого сопляка пузатого капитал взялся? Что? Наследство из Америки привалило? А хрен ему!.. На крови его богатство замешано. Меченый волю таким, как он, дал и послал на грабеж. Вот тебе и время другое пошло. Проморгали. Допустили болтуна к власти верховной, отпустил он вожжи, и страдает теперича честный народ. Прежде всего душой страдает. У большинства людей вся жизнь как коту под хвост, оказалась прожита зря. То, что теперь в магазинах всякая жратва и тряпки есть – это не главное. Все равно нам купить не на что. Посмотри-ка, жизнь какая похабная стала и ненадежность во всем – вот то самое, что мы в этом новом времени получили, взамен нормального общественного порядка…