Вячеслав Репин - Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Роман. Том II

, или просто «Шарли», как Мари прозвала своего тренера по теннису, дававшего ей уроки при местном спортклубе, был уроженцем Ледевы, небольшого местечка под Монпелье. В свои тридцать пять лет Ж.-Ш. Парис оставался бессемейным и неустроенным. Помимо тренерства, ему приходилось зарабатывать на хлеб самыми неожиданными способами. Главное же свое призвание он видел в литературе и, несмотря на то, что ему еще не удалось опубликовать ни строчки, он свято верил, что это только вопрос времени и что именно так складываются судьбы всех «стóящих» писателей. Звезд с неба никто из них не хватает. В этом якобы и состоит их главное отличие от толпы процветающих бездарей, работающих на всё ту же серую толпу, а не на время. А именно время всё и расставляет однажды по своим местам.

Несостоятельность Шарли на литературном поприще объяснялась, по его мнению, нехваткой в нем тщеславия, да и отсутствием уверенности, без которой вообще, мол, не стоит соваться в мир издательств и толпящихся там знаменитостей, что он достиг предела своих личных возможностей и что завтра из-под его пера не народится на свет еще что-то более стóящее. Заявлять о себе, мол, нужно громогласно. Иначе просто не услышат. Шарли не хотел размениваться…

Уже немолодой, крепкого сложения, ростом выше среднего, скуластый, с правильными и немного простоватыми чертами лица, с волевой ямкой на подбородке и, главное, умевший преподнести себя, особенно слабому полу… – Парис чем-то напоминал Мари последнего исполнителя роли Бонда из знаменитого сериала. Самые идиотские приемы, позаимствованные у актеров бульварного театра, действовали самым безотказным образом. И если первое время он покорял ее в первую очередь своими мускулистыми икрами, разглядывать которые ей приходилось через черные очки, чтобы не выглядеть уж совсем полной дурой, то позднее она стала подмечать в нем и другие достоинства, как и в любом «настоящем» мужчине незаметные с первого взгляда. Но Шарли действительно учил ее чему-то новому: не шарахаться в сторону от прямого удара и от условностей, брать все мячи подряд, не только те, которые ей казались посильными. Он учил ее брать всё в кавычки.

Может ли человек с такой внешностью писать рассказы и романы, спрашивала себя Мари. Парис уверял, что не только может, но и посвящает этому всё свое свободное время. Откуда оно у него, если он весь день проводит на кортах? В его молчаливом позерстве на площадке, подчас явном, подчас непроизвольном, в манере прятать кулаки в карманы шорт, которые сидели на нем не по моде в обтяжку, и даже привычка сутулиться, не будучи сутулым от природы, – во всех этих позах и повадках проступала ранимость, которая обычно несвойственна мужчинам его возраста. И это не могло не брать за живое.

На корты при новом клубе, открывшемся неподалеку от дома, Мари ходила уже около трех месяцев. В начале лета, когда истек первый цикл занятий и нужно было внести плату за следующий месяц, кроме чека, причитавшегося клубу, Мари вручила Парису личный презент.

Изящное издание «Дон Кихота» она преподносила ему в знак личной симпатии, с благодарностью за «долготерпение», проявляемое к «бестолковой» ученице. На свою «бестолковость» Мари сетовала уже не в первый раз, но на этот раз она внезапно порозовела.

Парис опустил глаза. И не замедлил истолковать происшедшее на свой лад.

Когда через четверть часа, переодевшись, Мари вышла с кортов и, пересекая газон, спустилась к проезжей части, перед автостоянкой она увидела «опель» Париса.

Сидя за рулем многократно перекрашенного рыдвана с усеченным задом, который пятнадцатью годами ранее сошел бы за вполне пижонский спортивный автомобиль, Парис, кого-то дожидаясь, в такт джазовой музыке, доносившейся из радиолы, покачивал свешенным через дверцу локтем.

– Вас подвезти? – предложил он, когда Мари поравнялась с машиной.

Мари остановилась, машинально обернулась к зданию клуба. И вдруг вспомнила, что забыла в раздевалке очки от солнца, да и всю свою сумку с деньгами и документами, которую зачем-то взяла сегодня с собой. Переведя взгляд на Париса, она вдруг поняла, что возвращаться в помещения клуба ей не хочется, даже если казалось очевидным, что завтра можно чего-нибудь недосчитаться в сумке.

Тренер продолжал сверлить ее полусерьезным, каким-то помутневшим взглядом. В следующий миг Мари что-то быстро произнесла, обогнула «опель» вокруг капота, распахнула дверцу и плюхнулась на сиденье рядом с Парисом.

– Что же вы не заводите? – спросила она после заминки.

– Я хотел сказать… Тут немного не убрано, не взыщите, – пробормотал тот.

Связь тянулась больше года. Здоровая, плотская привязанность, лишенная крайностей, иллюзий, прошлого и будущего, всей той возвышенной мишуры, которая чаще всего и мешает людям находить общий язык, когда речь идет о самых простых вещах. Но именно благодаря своему полному отмежеванию от реальной жизненной почвы и от житейской рутины, эта связь позволяла целиком воплощать себя в жизни каждого дня, позволяла нагонять упущенное… Такими Мари виделись отношения с Шарлем после того, как буря первоначальных сомнений в ней приутихла.

Было ли это очередным самообманом? Было ли в этом что-то столь непостижимо пошлое, как ей казалось первое время, рано или поздно грозившее обернуться опереточной развязкой? Являлась ли такая жизнь, замешенная на мелочном, унизительном обмане и как бы то ни было на неудовлетворенности, уделом всё того же подавляющего большинства людей, к которому она себя относила? Или эта участь поджидала лишь некоторых, менее везучих?.. Ответов на эти вопросы у Мари не было. А поскольку она не могла удовлетвориться двоякими половинчатыми выводами, которые рано или поздно заставили бы вновь истязать себя поисками каких-то решений, опять что-то перекраивать в себе, опять чувствовать себя жертвой очередных заблуждений, она пыталась убедить себя, что попытки найти какое-то радикальное внутреннее решение – это пустая трата времени. Ни прихотью своей, ни даже усилиями воли человек вообще, как ей казалось, не способен разрешать подобные дилеммы…

За год изменилось очень многое. С утратой прежних иллюзий собственная жизнь стала казаться более заурядной, немного стандартной и как бы не такой чистоплотной, как прежде. Но в то же время в ней стало меньше безысходности и однообразия. А временами у Мари даже появлялась уверенность – не менее настойчивая, чем другая, подстегивавшая ее недавно к смирению с неизбежностью смены жизненных вех, смены всего… – что к пониманию этой простой правды жизни не может не прийти любой здравомыслящий человек. Вопрос в том, в какой момент и почему это происходит? Ведь даже слепой от рождения не может не видеть, что, несмотря на кошмарный поток перемен и встрясок, происходящих в окружающем мире, жизнь отдельно взятого человека по большому счету остается неизменной. Всё это как бы задано здесь изначально. И тем не менее Мари нет-нет да преследовало чувство, что она стоит на пороге чего-то нового и что это новое не сводится конечно же к отношениям с Шарли. В этом смысле Шарли воплощал для нее не перемены, а предчувствие перемен.

Читать дальше