Николай Шмагин - Не бузи, бузина

– Неслабо. Путешествовал, что ли?

– На лесоповале работал, с дружбанами, – приврал для солидности Ванька, ему не впервой сочинять байки. Хотя на нижнем складе он всё же поработал, на сортировке.

– Никогда бы не подумал, молодец, – почему-то сразу поверил ему парень, и протянул руку для знакомства. – Петро, будем знакомы.

– Иван, – не остался в долгу и Ванька. Обменявшись крепким рукопожатием, от которого Ванькины пальцы хрустнули, оказавшись в широченной пятерне нового знакомого, ребята разговорились.

Петро ехал из командировки домой, на Кубань. Он работал в колхозе, трактористом, и его, как молодого механизатора, посылали по обмену опытом в один из подмосковных совхозов. Тогда это было в ходу.

Узнав Ванькину историю, Петро посочувствовал ему, и предложил поехать к нему, минуя Краснодар. Что там делать? Успеется ещё. Поработает в колхозе, он поможет ему устроиться, обжиться. Он так расхваливал свой хутор, что Ванька не выдержал, дрогнул.

– А что, поехали! Я в детстве мечтал рвануть на освоение целины, но не пришлось. Выучусь на тракториста, или комбайнёра, вообще-то я слесарь-инструментальщик второго разряда, полгода в учениках ходил на релейном заводе, экзамены сдавал.

– Так это же гарно, нам слесаря во как нужны, – провёл Петро ладонью по горлу, – это судьба, что мы с тобой тут встренулись. Как говорится, в огороде бузина, а в Краснодаре тётка, – они засмеялись, довольные друг другом. За разговорами и не заметили, что наступило утро, рассвело.

В тамбур вышла проводница, гремя ведром.

– Надымили-то, продохнуть нечем. Идите по местам, скоро подъезжаем. Я тут приберусь малость. Насорили-то, охламоны, тоже мне курильщики нашлись, – беззлобно ворчала проводница, принимаясь за уборку…

Новоиспечённые друзья прибыли в Москву, побродили по Казанскому вокзалу, закусили пирожками с чаем в буфете, потомились в ожидании пересадки, и вот они уже едут в фирменном поезде «Кубань», правда, в общем вагоне, но это даже хорошо, не скучно будет. Они ребята общительные. Поболтали с попутчиками, продремали ночь сидя, как и все на нижних полках, с завистью поглядывая на счастливчиков, спящих на средних, утром попили чаю вместе со всеми, а вот и станция назначения, приехали.

Ванька огляделся. Всё ему нравилось здесь: чистый перрон, ажурные лавочки, старинное здание вокзала. Вокруг звучит особый, с южным диалектом, говорок.

– Станция «Кавказская», – прочитал он с удовлетворением.

– Чуешь, здесь даже воздух другой, Кубань, одним словом, – расчувствовался и Петро, – родная сторона. Пошли, не то на автобус опоздаем, нам ещё ехать и ехать.

– И далеко твой хутор? – поинтересовался Иван, поспешая за приятелем.

– Не очень. Так у нас всё рядом: станица «Кавказская», пожалте, город Кропоткин, наш райцентр, в трёх километрах отсюда. Да и до Краснодара 150 км всего. Будешь к тётке в гости ездить, – Петро и Иван с трудом протиснулись в переполненный автобус, в тесноте да не в обиде. Домчались быстро по пыльной дороге.

А вот и хутор «Тысячный»: хаты утопают в садах и огородах, цветут яблони, вишни, каркают вороны над пашнями, аромат стоит вокруг такой, аж дух захватывает.

– Красиво у вас, совсем как у нас в подгорье, черёмуха цветёт, сирень. Сады кругом, огороды, – Ивану по душе были новые места, ведь здесь теперь ему предстоит жить и работать. Петро проживал недалеко от хуторского центра.

В хате их встретила его мать, дородная, миловидная женщина средних лет.

– Ну вот, наконец-то приихал. Та ешо не один, с товарищем. Гарный хлопец, как величать? – любопытствовала женщина, приветливо улыбаясь им.

– Иваном, он у нас жить будет, и работать в слесарке. Не возражаешь?

– А шо, нехай проживает. Места всем хватит. Зови меня Марьей Ивановной, или тёткой Марьей, как больше понравится. Айдате обедать.

Она быстро собрала на стол, пообедали. Ванька так проголодался с дороги и с непривычки на новом месте, что уплетал за обе щёки, не замечая ничего вокруг.

– Аппетит отменный, знать, и работник хороший, – одобрила тётка Марья и завздыхала, оглядывая паренька, – худой только очень. Трошки подкормить треба.

– Чево зря балакать, на хуторских хлебах быстро поправится, – засмеялся Петро, тоже не дурак пообедать. Ванька лишь улыбался в ответ, прихлёбывая чай из большой кружки и сонно поглядывая по сторонам…

Наутро он встал, как ему казалось, первым, но в хате уже никого не было. Надо же, проспал. Подумают, лодырь приехал, лежебока. На столе стояла кружка с молоком, хлеб. Это для него оставили, понял Ванька, и улыбнулся. Ничего. Он ещё себя покажет.

В сенях увидел рукомойник, сполоснул лицо, вымыл руки с мылом, утёрся рушником. Вышел во двор. Поёжился. Прохладно с утреца – то. Огляделся. Всё цвело вокруг и дышало. Пашни были вспаханы и засажены картошкой. И так повеяло от них родным духом, что у Ивана закружилась голова. Ему показалось на мгновение, что он дома, в своём родном подгорье. Но нет. Вокруг была равнина, вдали вдоль дороги высились пирамидальные тополя.

В соседском дворе появилась совсем молоденькая девчушка, постреливая глазами в его сторону, мол, что это за чужой паренёк появился у тётки Марьи? Да ещё такой симпатичный, в красной водолазке. Заметив, что паренёк тоже засмотрелся на неё, она фыркнула и, тряхнув косичками, скрылась в хате. Вот её любопытное личико мелькнуло в окне; прячась за занавесками, девчушка наблюдала за ним.

Иван улыбнулся, и решился помахать ей рукой. Личико исчезло.

Он вдруг вспомнил, что приехал на розыски своей Райки, так подло бросившей его, чтобы спросить у неё, зачем она так с ним? Ведь он так любил её. Сердце у него ёкнуло. Почему любил? Он и сейчас любит её больше жизни. Ничего, пусть подождёт, пострадает, как он. Ванька вздохнул. А он здесь пока поживёт. Взгляд его остановился на табличке, прикреплённой к дому: улица Степная, 7. Вот здесь, на улице Степной, поработает в колхозе. А там видно будет…

Так началась его хуторская жизнь. Вскоре вернулась хозяйка с котомкой в руках.

– Та за хлибом да сахаром в магазин ходила, – объявила она, и загремела посудой на кухне. – Обед наварганю, а то Петро убежал на работу не емши, тоже чуток не проспал, – добродушно улыбнулась она Ваньке, и тот стыдливо отвернулся. Ещё намекает.

Тётка Марья была женщиной приветливой, но строгой. Следила, чтобы он снимал ботинки, когда входит в хату со двора. Каждый божий день с утра и вечером намывала полы, подоткнув полы юбки за подол, и Ванька невольно засматривался на её полные белые ноги, когда она, низко наклоняясь, возила мокрой тряпкой по дощатому полу.

Выпрямившись, чтобы откинуть с лица прядь волос и отжать тряпку, лукаво усмехалась, словно дразня паренька, и Ванька, устыдившись, отворачивался.