Николай Шмагин - Не бузи, бузина

«Ещё усмехается, старая женщина, а туда же, хвостом вертит, словно молодая», – думал Иван, подходя к окну, хотя этой «старой женщине» было едва за сорок лет.

– А вон и Петро идёт, – обрадовался он, увидев в окно приятеля, появившегося во дворе. Наконец-то, а то совсем неловко ему стало наедине с хозяйкой, ещё подумает чего.

– Шо, заждался, поди? – Петро зачерпнул кружкой из бочонка у печки, жадно напился квасу. – Побежали обратно, это я за тобой вернулся, счас в слесарку прямиком, там с мастером нашим, Захар Нилычем, побалакаешь, себя покажешь. Он ждёт.

Ванька выскочил в сени следом за прытким другом.

– К обеду-то будете, али как? – вдогонку ребятам крикнула тётка Марья, но их уже и след простыл. – Работнички, – одобрительно хмыкнула она, разжигая керогаз. – Борща наварю, котлет нажарю, таперича у меня два мужика в доме, их кормить треба…

Слесарка оказалась крепко сбитым из досок сараем. Захар Нилыч был кряжистый и угрюмый мужик. Критически оглядев Ивана, разочарованно хмыкнул.

– Мне Петро сказывал, ты инструментальщик. Это добре. Только у нас вон какие инструменты больше в ходу, – кивнул он в угол, и Ванька увидел кувалду, большие молотки, какие-то крюки, ломы разного калибра. На слесарном столе рядом с тисками лежали зубила, молотки, напильники, ножовки по металлу.

В центре слесарки возле какого-то агрегата возился неказистый мужичок в промасленной фуфайке, стараясь гаечным ключом отвернуть ржавые болты с корпуса. Никак. Петро взял у него ключ и, поднатужившись, сдвинул болт с мёртвой точки, затем другой, третий. Отдал ключ мужичку, и тому стало уже легче выворачивать болты из гнёзд. Дело пошло.

– Вот ведь, наградил бог Петра нашего силушкой, – оправдывался он, смущённо поглядывая на мастера. Тот усмехнулся.

– Аякже, в нашем деле это немаловажный фактор, – и снова критически оглядел щуплого, на его взгляд, паренька. Ванька засмущался было, стараясь держаться независимо. – Ты не боись, найдётся и для тебя работа, как для инструментальщика.

Он взял с верстака какую-то деталь, повертел в руках.

– Вот, надо бы заменить её, проклятую, на складе нема. Ехать в МТС некогда. Накось глянь. Авось смогёшь такую же смастерить?

Иван взял деталь, осмотрел внимательно.

– Можно попробовать, отчего нельзя. Только вот…

– Это у нас есть. Вон и сверлильный, и токарный станок имеются. Шлифовального пока нема, но будет. Так як же, справишься, абышо?

– А то, конечно, – уверенно кивнул Иван, – правда, придётся покумекать.

Мужики засмеялись одобрительно.

– Это как водится. Покумекать никогда не вредно.

– Ладно, поглядим. Ежли надумаешь, приходи, – решил мастер. – Оформишься в отделе кадров, и за работу. У нас слесаря-инструментальщика как раз и нема.

После слесарки Ванька посмотрел, как Петро приводит в порядок своего боевого коня – трактор «Т-70». Наконец тот завёлся, и затарахтел на весь хутор. Сбежались мальчишки, им тоже было интересно посмотреть. Выключив мотор, Петро спрыгнул на землю и, довольный собой, огляделся.

– Ну, шо, мелкота, это вам не в школе чистописанием заниматься, али там на уроке пения орать, здесь техника, понимать надо! – поднял он кверху грязный указательный палец, и мальчишки уважительно засмеялись, понимает дядька Петро про их мечты.

– Ладно, айда обедать, Ваня. Вечером на танцы в клуб сгоняем, я тебя с хлопцами познакомлю, там и дивчины гарные имеются, – подмигнул Петро другу, и они направились на свою улицу, к хате.

Ваньке некогда было скучать и предаваться воспоминаниям. После обеда они с Петром поработали на огороде, в сарае навели порядок, напилили и накололи дров, тётка Марья нарадоваться не могла, глядя на своих работничков.

«Какой ладный хлопец Ваня, скромный, работящий, и рост у него хороший; не мелкий, но и не верзила, только худой очень. Ништо, откормим, славный будет казак, – мечтала она, проворно орудуя кастрюлями на кухне, и тут же завздыхала, сомневаясь: – непривычный он к нашему труду, городской. Зачем ему в земле да в мазуте копаться, да и в Краснодаре тётка небось ждёт племянника. Надо с Петром погутарить, он поймёт меня. Жаль паренька. Надорвётся ишо с непривычки. Не по нём ему наша сельская жизнь».

Вечером, возле сельского клуба, Петро познакомил своего нового товарища с хуторскими парнями. Высоченными и здоровенными.

– Надо бы прописать его, как положено, – миролюбиво сказал самый высоченный из них, с пудовыми кулаками и ангельским выражением лица.

– Тоже мне сказанул, опосля твоей прописки ему уже не до танцев будет, абыяк до койки доползти, и то дай боже, – заметил кто-то из парней, и все захохотали, даже Петро.

– Ты, Ваня, не дрейфь. Они тебя на прочность хочут проверить, – успокоил новичка Петро, отсмеявшись. – То мой кореш, мабуть без прописки обойдёмся, али як?

– У нас в Алатыре тоже, если сунешься куда, где тебя не знают, обязательно сначала фонарей наставят, – засмеялся Ванька с пониманием, – а потом на мировую выставишь пару бутылей, и ходи себе, провожай девушку до дома. Закуривайте, – и он протянул парням пачку папирос «Север».

– Вот это другой сказ, правильный ответ, – одобрили все вокруг, разбирая папироски и закуривая. – Пошли до дядьки Егора, его жинка такой первак гонит, хряпнешь стакан, и душа возрадуется. Деньги-то есть?

– Аякже, – утвердительно кивнул Ванька, блеснув познаниями местного диалекта, и компания направилась в сторону от клуба, к хате дядьки Егора. Всё должно быть, как положено, а потом можно и на танцы вернуться. Петро не возражал, он даже рад был, что его новый дружок такой понятливый и свойский пацан…

Наутро Ванька с трудом оторвал голову от подушки. Его мутило и шатало. Первак жинки дядьки Егора оказался таким крепким, что душа не только возрадовалась, но и грозилась теперь расстаться с телом. В хате опять никого уже не было. Шатаясь, он вышел во двор, умылся, едва пришёл в себя после вчерашней прописки.

«Петро с тёткой Марьей уже на работе, а он слабак оказался, вот стыдоба. Вчера Петро приволок его домой на себе, тётка Марья ругалась с ним из-за этого. Так нельзя. Ещё подумают, что он пьяница», – думал Ванька, озирая окрестности тусклым взором.

В соседнем дворе снова нарисовалась уже знакомая девчушка.

«Марийкой зовут, – вспомнился Ваньке вчерашний разговор с тёткой Марьей. – Но тут уже не до девчушки. Быть бы живу. И на танцах не побывал, с дивчинами местными не познакомился. Небось, смеются над ним вчерашние казачки, вспоминая заезжего городского недотёпу. Так ему и надо».

Ваньке что-то уже расхотелось работать и жить на хуторе. На сельских просторах ему не пахать на тракторе, так как для этого сначала надо учиться и осваивать технику. Ему это не по душе. А в слесарке работать и того хуже. Ему и в Алатыре надоело.