Николай Шмагин - Москвич из Алатыря

В детстве меня дразнили Кокой, так назвала меня бабуля, чтобы не упоминать имя моего отца, Николая, которого она сразу невзлюбила. Пацаны на разные лады склоняли мою кличку, например: Кока, из п…. тока. Из-за чего у меня с ними возникали стычки и потасовки.

Позже я стал крёстным у своего младшего брата, Володи, и стал носить прозвище уже на законных основаниях. Мне же хотелось быть Иваном, как мой любимый дед, Иван Яковлевич Маресьев.

Бегая по саду и размахивая палкой вместо сабли, я представлял себя конармейцем, в папахе на голове и бурке на плечах, на коне с саблей, как Чапаев, или мой дед, портрет которого висел над комодом у нас в комнате.

На нём бравый дед с усами и орденом красного знамени на груди строго смотрел на внука. После его смерти бабуля иногда забывалась, и называла меня Ванечкой, хотя бы так упоминая его, словно наяву. Она не могла жить без него, и всё просила бога, стоя на коленях в красном углу, перед иконами с зажжённой лампадкой: Господи, забери меня к себе, я к нему хочу, к Ивану Яковлевичу, не могу жить без него, не хочу.

Спустя девять лет её просьба осуществилась. Она была младше мужа на двадцать лет, и скончалась в возрасте шестидесяти шести лет.

Я же никак не мог быть Иваном, поскольку носил имя своего отца. И только спустя долгие годы позволил себе всё же называться Ванькой, Иваном, но уже в своих рассказах и повестях о детстве и юности, в которых мои дорогие дед с бабулей были одними из главных героев. Мы снова были все вместе, пусть и на страницах книги.

Оказывается, всё возможно в этом подлунном мире, стоит только очень-очень захотеть.

Проснувшись однажды утром на своей кровати, в комнате общежития, где кроме Николая проживали ещё три человека, он почувствовал себя вполне москвичом, пусть пока и по лимиту. Зазвенел будильник.

Пора было собираться и бежать на работу, благо завод был неподалёку, минутах в двадцати от общаги, а сам Николай работал в одном из его цехов, в качестве слесаря по оборудованию. Впрочем, многие жильцы общаги работали на этом заводе ЖБК Метростроя.

Смена начиналась в семь утра, а надо ещё было переодеться, и Колька, забыв про завтрак и соседей по комнате, поспешал вприпрыжку по улице Марии Поливановой, прямо от общаги и до проходной завода…

Он уже вполне освоился в Очаково. После работы забегал в гастроном за хлебом, колбасой, кефиром, как и его соседи по комнате. За холостяцким ужином говорили о проблемах насущных, пили чай, слушали радио. Газеты он не читал, в карты играть не хотелось, спать ещё рано. Скукота.

Делать было нечего, и он как-то сбегал на Очаковский пруд, прогуляться. Посидел на лавочке, где громогласные общительные мужики играли в домино, они-то и просветили любознательного Кольку, что пруд находится в низине между Мичуринским проспектом и Озёрной улицей.

Летом здесь, на пляже всё местное население собирается. Не протолкнуться. Раньше это был посёлок к западу от Москвы, а в 1960 году Очаково вошло в состав города.

– Вон иди на станцию Очаково – Москва, садись на электричку и дуй прямо до Киевского вокзала, а там куда хочешь, – словоохотливо объяснял ему приличного вида мужчина, дожидающийся своей очереди забивать козла. – На Арбат, улицу Горького, или на Красную площадь. Будьте любезны. Сам-то откуда прибыл, если не секрет?

– Я из Чувашии, город Алатырь, слыхали про такой?

– Впервые слышу. Страна большая. Ничего, поработаешь по лимиту с годик, а там комнату получишь, женишься.

– Будет тебе пареньку голову забивать глупостями. Молод он ещё жениться, пущай погуляет. В армии-то служил? – спросил его молодой ещё мужик, удачно отдуплившись.

– В ПВО, между городами Климовск и Подольск. Есть там такая станция, Белые Столбы называется. От неё недалеко до части.

Мужики заржали, переглядываясь.

– Знаем такую. Говорят, там дом для психов находится. Не слыхал?

Колька отрицательно покачал головой.

– Рыба! – громко стукнул по столу костяшкой домино молодой мужик и встал с лавки. Его место тут же занял приличного вида мужчина, энергично смешивая костяшки и радуясь возможности отыграться.

Кольке нравилось сидеть рядом с игроками, с удовольствием посматривая на зазеленевшие деревья, молодую травку на газонах. Грело солнце. Весна, одним словом.

Он уже не раз и не два ездил на электричке в Москву, как говорили местные аборигены. На Киевской садился в 119-й автобус, и ехал дальше в Черёмушки, к другу Мишке.

Хорошо иметь такого армейского дружбана, да ещё и москвича.

… Колька улыбнулся и прибавил ходу, а вот и проходная, всё, теперь он не опоздает, до начала смены ещё пять минут.

В раздевалке он переоделся, и уже в рабочей одежде пробежал весь арматурный цех, вдоль рельс с вагонетками, прямо в свой механический цех. Там уже собрались слесаря его смены, целых шесть членов ремонтной бригады. Шла так называемая пятиминутка перед работой.

Мужики были разномастные, молодые и пожилые, но их объединяла общая любовь к своей работе и общению между собой. С утра они были ещё бодры и трезвы, но сивухой от них тянуло.

– Вчерась после смены мы с Митяем ещё по стакану врезали, тут он и говорит: дядя Петь, давай повторим, на посошок, – рассказывал пожилой, невысокого роста мужик с красным улыбчивым лицом, одобрительно хлопая по плечу белобрысого парня лет под тридцать, или чуть больше.

Тот покивал головой в знак согласия, и добавил:

– А чо, мужики, вчера до обеда стакан, да после обеда стакан, всего-то. От недопития аж башка заболела, вот я и уговорил бригадира, штоб норма была. Сами понимаете.

Мужики одобрительно посмеялись, с любопытством поглядывая на подбегавшего к ним новичка.

– Не спеши, ещё две минуты, – глянул на часы дядя Петя, бригадир. – Молодчага, дисциплину понимаешь.

– Чать, он после армии, недавно дембельнулся, не отвык поди, – ухмылялся Митяй, – по себе знаю. С бодуна иногда такое приснится, вскочишь, и давай маршировать, – снова развеселил он бригаду.

Бригадир первым пожал новичку руку, затем Колька поздоровался со слесарями по очереди. Это был ритуал, и его обязательно соблюдали как при встрече, так и прощаясь.

– Ну, всё, мужики, за работу, – посерьёзнел дядя Петя, и говор смолк. Бригада вся внимание. – Мы сейчас пройдёмся по цехам, простучим стыки рельс, проверим ход вагонеток, а ты, Николай, как бывший слесарь-инструментальщик, нарежь резьбу на крепёжные болты. До обеда управишься, я думаю.

– Лады, дядя Петь, – и Колька поспешил к себе в слесарный отсек, под одобрительные отзывы слесарей в свой адрес.