Сергей и Дина Волсини - Алина

– Да, нелегко вам пришлось, – кивнул я понимающе, выслушав их.

– Просто ужас! – воскликнула Лия, блеснув на меня чернотой своих глаз.

– Да ладно, это все ерунда, – возразил Мишаня. – Не попробуешь, не узнаешь. Выбрать дом это еще не самое сложное. Как говорится, труднее всего в этой жизни сделать выбор в двух случаях: выбрать из кучи арбузов спелый и из всех женщин порядочную. Правда, Лия?

Он снова вперился в нее глазами, а она снова промолчала и поглядела на меня поверх его взгляда. А я снова спросил себя: что означают эти его слова?

Мы заказали еще напитков и продолжали сидеть, сытые и согретые. Никому не хотелось торопиться, и мы разговаривали, впервые с момента встречи сидя за одним столом и глядя в лицо друг другу. От окна веяло теплом распалившегося солнца, улица искрилась в его горячих лучах, и, сидя здесь, уже не верилось, что еще утром мы леденели, умирали от холода.

Алина радовалась, что разговор у нас ладится и что я, кажется, произвел неплохое впечатление на ее родных – она видела, что Лия не спускала с меня заинтересованного взгляда, и Мишаня, похоже, тоже не имел ничего против меня. Наша беседа текла мирно и могла бы стать почти дружеской, если бы не странные, необъяснимые отношения между ними. О чем бы ни заходила речь, они противоречили друг другу; один говорил одно, другой другое, и казалось, ни в чем у них не было согласия. Лия так ни разу и не взглянула на мужа, а когда, очень редко, в разговоре вдруг обращалась к нему, то смотрела не на него, а на тарелку перед ним, слегка только повернув в его сторону голову и приподняв подбородок, словно не хотела удостоить его взглядом. Наказывает она его за что-то или боится встретиться с ним глазами, недоумевал я? Порой она вообще держала себя так, словно хотела говорить со мной одним, а присутствие мужа терпела из приличия.

Ее безразлично-вежливый тон досаждал Мишане. Он злился и сжимал кулаки, временами лицо его грозно темнело, но он удерживал себя и страдал оттого, что не мог высказать ей всего – по-видимому, из-за нас. В его репликах таился подвох, какой-то скрытый смысл, предназначенный жене, и она понимала, чувствовала, о чем он говорил, но виду не показывала, и он злился еще больше.

Наверняка она обижена на него за что-то, размышлял я. И все равно не понимал: Мишаня не выглядел как провинившийся муж – не смотрел на нее побитыми, умоляющими, на все согласными глазами, как это часто бывает в семейных парах, не стремился угодить и заслужить ее прощение. Более того, мог обратиться к ней довольно грубо или отпустить в ее адрес какую-нибудь шуточку – колкую, неприятную. В такие мгновения мне казалось, что это не он, а она провинилась в чем-то перед ним. Если кто и чувствует себя оскорбленным, так это он, думал я, и тут же снова сомневался, глядя на них и не понимая. Пожалуй, решил я в конце концов, они вели себя так, будто каждый считал себя правым, а другого виновным, и все время вели спор, стараясь доказать свою правоту другому – но почему-то исподволь, не называя вещи своими именами. И еще не без удивления заметил я про себя, что, несмотря на всю их разность и непримиримость, они, тем не менее, смотрелись давнишней семейной парой, какой, собственно, и были. То, что происходило между ними, не было размолвкой двух юных любящих сердец, когда чувства обострены, накалены до предела, когда душу терзает страх – а вдруг он или она сейчас встанет и уйдет, уйдет навсегда! – когда нестерпимо хочется остаться наедине и объясниться, и когда все остальное, гости, угощения, разговоры за столом, не имеют никакого значения по сравнению с тем, что кипит, горит и рвется изнутри. Эти двое были привычны и к враждебному тону, и к унизительным взглядам друг друга. Каждый из них как будто предвидел реакцию другого и знал наверняка, чем все закончится, и потому просто гнул свою линию с настойчивым и обычным упрямством. Хоть Алина и рисовала мне радужную картину их супружеской жизни, у меня создалось впечатление, что их отношения давно уже были далеки от идеала. И сейчас, наблюдая их хлесткие уколы друг другу, я поражался порой их жестокости: как они не боятся перегнуть палку? А вдруг один из них, обидевшись не на шутку, встанет и уйдет? Уйдет насовсем? И больше не вернется? Но они не боялись. Да и мы, посторонние, им вовсе не мешали, даже наоборот, мне показалось, им нужны были зрители. Уж Лии-то точно.

Мы никак не могли договориться о том, чем занять себя сегодня. Все началось с Алины. На пути сюда я заметил конюшни, а в поле несколько наездников, как мне показалось, учеников, и я предложил Алине съездить туда – хотел показать ей коней и, может, покатать ее на какой-нибудь спокойной лошадке. В машине она с восторгом приняла мою идею, сейчас же, когда речь зашла о наших планах, она вдруг стала звать всех кататься на лошадях, да еще повернула все так, будто бы я сам этого хотел. Я попытался было намекнуть, что собирался покатать лишь ее, но она сделала вид, что не понимает; меня это задело, никогда раньше она так не делала, уж не собирается ли она обращаться со мной по примеру сестры, ни во что не ставившей мнение мужа?

– Так вы катаетесь на лошадях, Алексей? – спросила меня Лия.

Я не был опытным наездником. А если бы и так, все равно не рискнул бы садиться на незнакомого коня под взглядами будущих родственников. Мне сразу представилась картина, как конь несет меня по скользкой траве и я не могу управиться с ним, как лицо Алины искажается от неловкости за меня, а в глазах у Лии появляется усмешка – трудно вообразить более нелепую ситуацию.

– Конечно, – ответила тем временем за меня Алина, – Алеша мне уже столько всего о лошадях рассказал! Он говорит, там обычно разрешают покормить лошадок, посмотреть на маленьких жеребят, поиграть с ними. Мне очень хочется туда, поедемте! Я лошадок последний раз в зоопарке видела, когда Тему на день рождения туда возила, ты помнишь, Лий? Заодно посмотрим, как Алеша катается. Вдруг и мне разрешат покататься, поехали!

– А что еще здесь можно посмотреть? – спросил я и прибавил, обращаясь к Алине, – давай лучше послушаем, что предложат знающие люди. Они-то лучше нас с тобой знают, что здесь можно посмотреть.

Против такого аргумента Алина возражать не могла.

– Да, здесь есть, что посмотреть, – сказала Лия. – Тут недалеко находится очень известный бенедиктинский монастырь, туда со всего света паломники приезжают.

– Это Монтсеррат, что ли? – спросил Мишаня.

– Там находится знаменитая статуя черной Мадонны, может, вы слышали о ней? – не обращая внимания на реплику мужа, говорила Лия.

– Да мы там полдня в очереди простоим с этими твоими паломниками, – пробурчал Мишаня.

– А может, все-таки съездим, посмотрим? – робко возразила Алина.