Елена Фёдорова - Лунное молоко. Научно-мистический роман

– Невесомость – вот чего нам всем не хватает, – подумала Альбертина. – Мы держимся за условности. Они нас заземляют, сковывают цепями суеты и лживыми обещаниями. Не вырваться из этого замкнутого круга… Душа окаменеет в ожидание чуда. Не ждать его, а сделать шаг ему навстречу – вот мудрое решение. И тогда невесомость станет освобождением от оков…

Дуновение ветра, плеск воды и рассветное солнце, разорвавшее завесу тьмы, обрадовали Альбертину. Она зажмурилась.

– Скорее, скорее, скорее, – приказал вихрастый паренек, схватив её за руку. – Что ты остановилась, неуклюжая курица? Из-за тебя мы пропустим самое главное.

Альбертина не рассердилась на него. Из подсознания возникло понимание того, что всё происходящее с ней сейчас – это страницы прошлого. Их общего прошлого, в котором они с мальчиком были счастливы. Тогда они были детьми… А потом? Потом – пустота, в которую они сейчас бегут. Там есть заветная дверь, за которой незнание станет знанием, заполнятся недостающие квадратики жизненного пространства. Она искренне верит, что встреча с прошлым поможет ей, подскажет нечто важное… Нужно довериться этому мальчику, ругающему её за нерасторопность.

– Скорее, скорее, скорее…

Он не бежит, летит над землей. Она старается ему подражать, путается в длинном подоле своего платья, подхватывает его, кричит:

– Ма-ри-о-о-о… смотри, я тоже умею летать!

Он смеется звонко, беззаботно. Его смех ударяется мячиком в стены домов, ныряет в канал и исчезает в его непрозрачной воде.

– Ты – не курица, не курица, – кричит Марио. – Ты – цапля, длинноногая цапля…

– А ты… ты… балбес… – она останавливается, опускает подол, прячет свои худые ноги и уже не летит, а идет следом за Марио.

Ещё пара зигзагов и они у цели. Ей не хочется спешить. Хочется продлить миг до встречи с чудом, продлить свою детскую угловатость с припухлостью губ, которые он обещал поцеловать. Пусть подождет немного. Пусть…

Он скрывается за поворотом. Она медлит, но любопытство толкает её вперёд. Она делает шаг и замирает.

Марио стоит па коленях на краю земли и целует солнце.

– Как, как он это делает? – недоумевает Альбертина.

Неведомая сила толкает её к Марио. Она опускается рядом с ним на колени и так же, как он, прижимает губами к ало-розовому полукругу, рождающемуся из воды. Огненная вспышка заставляет её зажмуриться. В этот момент Марио поворачивает её голову к себе и целует в губы. Земля уходит из-под ног. Альбертина становится легкой, как перышко…

– Так вот откуда это чувство невесомости! – восклицает она. – Почему же оно утрачено, забыто? Почему никогда не возвращалось ко мне прежде? Или этого прежде вовсе не было, а всё начинается именно сейчас, с этой минуты, с этого восхода, с солнечного венецианского поцелуя, с их с Марио взросления и желания утонуть в бесконечности…

Ах, не прекращаться бы этому чуду. Длиться бы и длиться этому мигу, соединяющему души с вечностью, с Творцом… Всё, что будет потом – условности, растерянное незнание, изгнание из Рая в мир греха… И наказанье чёрной меткой, отметиной на доме, на судьбе, на имени забытом… Ма-ри-о…

– Пора. Идём скорее. Нас торопит время, – он поднялся с колен, помог ей встать. Она хотела что-то сказать. Он обнял её, приказал:

– Молчи… Всё сказано уже…

– А, может быть ещё не всё… – подумала она.

И новая вспышка солнца ярчайшая до искорок в глазах, до слепоты, до умопомраченья, до… лишила ее равновесия.

Музыка колоколов заставила их разжать объятия.

– Скорей, пока нас не хватились! – воскликнул Марио. – Завтра будет новый день… До завтра.

– До завтра… – проговорила она.

Возникший из небытия Марио, создал для Альбертины иную реальность, о существовании которой она не подозревала. Но обо всём этом знала её бессмертная душа, вернувшаяся на землю за воспоминаниями, чувствами, искуплением грехов и прощением…

Она была дочерью художника Якобело Альберено, позировала ему для картины «Явление Вероники». Это не сделало семилетнюю девочку высокомерной. Наоборот, понимая всю обрушившуюся на неё ответственность, Альбертина стала ещё серьёзней, замкнулась, погрузилась в изучение священных манускриптов, которых в доме художника было предостаточно.

Якобело писал историю Венеции в картинах. А воспитанием дочери занималась мать. Донна Коронела старалась изо всех сил вложить в Альбертину все мыслимые и немыслимые знания. Даже теософия значилась в списке необходимых наук. У девочки не было времени на безделье, на детские игры и наивные желания.

Альбертину воспитывали в строгости без излишних сантиментов. Ей в голову не приходило попросить или потребовать что-то у родителей. Между матерью и дочерью никогда не было доверительных отношений. Альбертина знала, что говорить маме о своей дружбе с сыном плотника не нужно. А подружились они, когда мальчик принес в дом художника Альберено мольберт после реставрации. В тот день вся прислуга упаковывала картины, которые отобрали для выставки. Дом казался пустым и безлюдным. Мальчик стоял посреди внутреннего дворика и разглядывал орнамент на стенах. Увидев его, Альбертина спустилась вниз.

– Ну, и долго же вы спите, – сказал мальчик раздраженно. – Передай хозяину вот это, – протянул Альбертине мольберт. – Скажи, что плотник сдержал своё слово. Работа выполнена в срок. Ничего не перепутаешь?

– Постараюсь, – она потупила взор.

– Ты красивая, – сказал мальчик, улыбнулся. – Будем знакомы. Я – Марио.

– Альбертина, – она улыбнулась в ответ.

– Хочешь со мной погулять? – спросил Марио, глядя ей в глаза.

– Хочу, но не сегодня, – щёки вспыхнули. Она редко выходила за пределы дома, но всегда мечтала узнать город таким, каким его знают простые венецианцы. Их Альбертина называла венценосцами. Она считала, что все они должны носить венки-венцы, отличающие их от вельмож. У мальчика венца не было, значит он принадлежит к знатному роду, как и она. А раз так, с ним можно идти на поиски венценосцев, живущих в прекрасном городе Венеция.

– Я сегодня тоже не могу, – сказал Марио деловито. – Давай завтра, на рассвете. Не проспишь?

– Нет. Я рано встаю, – соврала она.

– Отлично. Я приду сюда на рассвете. Arrivеderci (пока)

– Arrivеderci, – сказала она ему в спину.

Марио ушёл, а она осталась во дворе, стояла придерживая мольберт до тех пор, пока кто-то из слуг не пришёл ей на помощь. Мольберт отнесли в мастерскую. Якобело похвалил плотника за расторопность. Поставил на мольберт картон и быстрыми мазками написал портрет Альбертины.

– Ты сегодня несказанно хороша, мой ангел, – сказал он, поцеловав девочку в лоб. – Я не заметил, как ты повзрослела. Прости, что редко бываю с тобой. Ты знаешь, что у меня много работы. Но она никогда не вытеснит тебя из моего сердца, Альбертина. Помни об этом. Я люблю тебя, милая. Ты – моё сокровище.