Елена Фёдорова - Лунное молоко. Научно-мистический роман

– Я знаю, знаю, папа, – она прижалась к нему. – Я тоже люблю тебя.

– Если тебе что-нибудь потребуется, не стесняйся, проси. Я готов сделать всё, что ты прикажешь, мой ангел. Ты – единственная моя дочь, Альбертина, единственная наследница. Всё, что у меня есть, достанется тебе, – он поцеловал её в лоб и ушел.

А она долго смотрела на портрет, внимательно изучала себя. Отец разглядел в её лице нечто такое, чего она сама в себе не видела. Или это нечто появилось сегодня после встречи с Марио? Необычность насторожила Альбертину. Чем больше она смотрела на портрет, тем сильнее нарастало волнение. Сердце уже готово было вырваться наружу, но этого не произошло. Рассерженный голос матери предотвратил неизбежное.

– Альбертина, вот ты где?! – увидев портрет синьора Коронела смягчилась. – О, твой отец успел создать новый шедевр. Поражаюсь его мастерству: два-три мазка и портрет готов. А другие художники годами работают над своими картинами. Годами… Хвала небесам за талант, данный моему супругу Альберено. Идём же, дорогая, тебя давно ждёт учитель словесности…

Ещё один день ушёл в небытие. На город опустилась ночь фантастическая, тёплая, звёздная. Полная Луна смотрела в окно Альбертины и улыбалась. Она знала тайну, которую девочка скрывала ото всех. Эта ночь – последняя ночь её детства, поэтому так стучит сердечко. Альбертина ждёт рассвета, ждёт встречи с мальчиком, живущим непонятной для неё, непознанной жизнью. Ей нестерпимо хочется узнать, какая она эта потусторонняя жизнь? Здесь, внутри большого дома, за пределы которого Альбертине выходить не позволено, всё предельно ясно, привычно, объяснимо. А там, по ту сторону высоких стен творится нечто неподвластное её уму. Там может быть и хорошо и плохо, радостно и грустно, понятно или запутано, непредсказуемо. Поэтому её желание вырваться за пределы привычного объяснимо. Неизвестное манит нас к себе, открывает нам непознанные миры, раздвигает горизонты…

Едва забрезжил рассвет, Альбертина выскользнула из дома. Мальчик уже дожидался её.

– Привет, засоня, – сказал он миролюбиво, схватил её за руку. – Бежим. Не будем тратить время на болтовню. У нас его не так уж много. Пока город спит, мы можем делать всё, что захотим. А потом… не люблю это слово… Не хочу говорить о будущем… Пусть будет настоящее… сейчас, сию минуту мы живем, дышим, говорим… мы счастливы сейчас, и это – главное.

– Да… Но, мог бы ты идти помедленней…

– Зачем? Ты что, неженка? – Марио с недоумением посмотрел на Альбертину, ускорил шаг. – Чтобы везде успевать, нужно быть расторопной. Хозяева не любят ленивых слуг.

– Да, – сказала Альбертина, не решившись признаться Марио в том, что она – не служанка, а – дочь художника Альберено. Подумала:

– Сейчас не имеет значения, кто слуга, кто господин. Сейчас они с Марио равны, а потом для них не существует. Он сам так сказал. Вот и пусть для них всегда будет прекрасное сейчас, радость, счастье, очарование.

О разочарованиях Альбертина ничего пока ещё не знала. Она была ограждена от взрослой суровой правды жизни. И тем ужаснее стало для неё погружение в эту реальность потом.

– Смотри, Берта, это – Гранд Канал, – Марио остановился на краю земли. – Ты была здесь? Не-е-ет?! Глупышка. Это самое прекрасное место в Венеции. Я здесь часто бываю. Особенно я люблю, когда над водой поднимается молочный туман. Он скрывает за своей пеленой противоположный берег, и ты попадаешь в новую реальность. Ты можешь фантазировать сколько угодно. Можешь представить ужасающие картины всемирного потопа, извержение Везувия, Аид, а можешь вообразить, что напротив находится Райский сад. Что скажешь, Берта?

– Я – Альбертина, – проговорила она с обидой.

– Я знаю, – он взял её за руку. – Но, понимаешь ли, Берта короче. Альбертина – скучно, длинно. К тому же, так тебя называют все вокруг. А я не желаю быть, как все. Ясно. И ты можешь придумать мне новое имя. Это будет наш секрет. Ну, что молчишь, Берта?

– Думаю над твоим именем, Рио, – она улыбнулась.

– Отлично! Рио и Берта. Мне нравится, – он опустился на колени, зачерпнул ладошкой воду, плеснул Альбертине в лицо. – С крещением тебя, девочка, – умылся остатками воды, встал. – Идём. Рассвет так стремительно проносится над миром, что порой мне хочется выпороть его как следует, чтобы он больше никогда не торопился, – рассмеялся. – Ты смотришь на меня так строго, Берта, что невозможно удержаться от смеха. Да, я – фантазёр. Я вечно что-нибудь придумываю. Отец говорит, что из меня может получиться хороший сказочник. Но лучше будет, если я стану хорошим плотником. Это прибыльная работа. А вот за сказки много не заплатят. Болтунов в Венеции хватает. Люди плетут языками всегда и везде, – хмыкнул. – А я не желаю быть таким, как все, поэтому я помогаю отцу, но и от сказок не отказываюсь. Я знаю их столько, что хватит на целую жизнь, – подмигнул ей. – На нашу с тобой жизнь, Берта. Тебе сколько лет?

– Десять.

– А мне двенадцать. Я старше, а значит ты должна меня слушаться… Мы пришли. Твой дом. До завтра… – сказал и исчез.

Альбертина вошла во внутренний дворик, попала в привычную обстановку и поняла, что выросла. Всё здесь показалось ей маленьким, кукольным и слишком простым. Хотя прежде каждая мелочь вызывала восторг. Она прошла к себе. До завтрака оставалось ещё несколько часов, и Альбертина решила почитать. За этим занятием и застала её мать.

– Ты так усердно занимаешься, милая, что порой мне становится стыдно за то, что я лишила тебя детства, – проговорила донна Коронела, обняв дочь. – Уговорю Якобело, чтобы он взял нас с тобой на большую регату.

– О, это было бы замечательно. Я как раз прочла о том, что Гранд Канал делит Венецию на две части, что длина его почти четыре километра, а ширина местами от тридцати до семидесяти метров. Хотела бы я посмотреть на три главные моста Риальто, Скальци и мост Академии. Скажи, а правда, что в канал впадает сорок пять маленьких каналов – рий?

– Наверное, – донна Коронела поцеловала Альбертину в лоб. – У меня никогда не возникало желания пересчитывать каналы, дорогая. Доверимся составителю книги.

– Доверимся, – поддакнула Альбертина.

Учитель теософии сказал ей однажды, что со временем любая история обрастает новыми неожиданными, но не всегда достоверными подробностями, поэтому нужно всё подвергать сомнению.

– Венеция – это большая историческая книга, и если внимательно слушать голос города, то можно многое узнать, многое… Но вам, юная синьорина, не стоит так серьёзно относиться к моим словам, – заметив её растерянность, добавил он. – Всё в мире меняется. Мы меняемся вместе со временем, а вот город нас переживёт. Переживёт для того, чтобы передать свою память тем, кто будет жить здесь через несколько столетий и даже тысячелетий.