Ольга Володинская - Жили-были… Грустные сказки, рассказанные на ночь

И в одном доме наткнулись на деда старого, который на печи лежал хворый. Потому и жив остался. Обрадовались дети, что не одним им на белом свете жить придется, кинулись к деду. А тот и не знает, радоваться ему, али печалиться. Поднялся, кряхтя, и давай искать, что на стол собрать деток покормить. Так и жили: Иванушка в лес за дровами ходил, в реке рыбу ловил, в огороде репу да другие овощи садил, в поле – зерно, какое нашли по закромам уцелевшим. Ничего, кормились как-то. Прошло время, вырос Иван, настоящим богатырем стал. Да и Настя подросла – в красну дЕвицу превратилась. И задумал молодец победить злого дракона, который нет-нет, да и пролетал над их обиталищем пустынным. Надоело Ивану прятаться, и решил он вызвать дракона на честный бой. «Э, нет, не пойдет так-то, – сказал ему дед, – одним напором да смелостью дракона не одолеть. Тут смекалка надобна». И стал учить Ивана, как лучше все устроить, чтоб дракона того победить.

– Хитростям всяким учить, – уточнила девочка.

– Хитростям, конечно, – согласилась няня. – Эти головы-то у дракона не простые были. Не успеешь отрубить одну, она враз опять вырастала. Потому как на лапище у дракона лишний палец был. Проведет он им быстрехонько по отрубленному месту, ан, глядь, голова-то на месте опять. Так что не головы нужно рубить-то, а палец. А вот какой из них силу такую имеет, надобно узнать сперва: отрубить голову и смотреть внимательно – каким пальцем дракон потянется к шее своей.

Не пускала Настя Ивана на битву. Слезы горькие проливала. А ну, как не в Иванову пользу бой развернется. Что тогда ей, бедной, останется? В реку кинуться с высока берега? Уговаривал ее Иван, уговаривал, да так и не согласилась Настя, так и не позволяла выйти на бой, все плакала да стенала-причитала. И вот, когда почувствовал Иван силушку молодецкую да богатырскую…

– А как он ее почувствовал?

– Руки налились у него этой силушкой, брови сами собой сдвинулись сурово, губы сжались, решительным он стал, сурьезным, выковал себе меч-кладенец, и пошел к драконовой пещере на бой. Рано утром пошел, чтобы Настю не будить. Только старик проводил его до опушки.

Проснулась Настя, хватилась Ивана, руками всплеснула, заплакала горючими слезами. К вечеру вдруг потемнело все, ветер поднялся страшный, ураган налетел грозный, деревья с корнем из земли вырывал. Испугалась Настя, заметалась, запричитала. Выбежал дед из избы, схватил ее за руки и потащил в дом что было силы. «Страшный, видно, бой идет», – сказал он, – не одолеть, по всему видать, Ивану дракона злого». Услышала Настя эти слова, да так замертво и упала.

– Няня, почему замертво? Она же живая была…

– Живая, конечно, говорят эдак-то, потому что, как мертвая она сделалась. Только что дышать не перестала.

– Дальше, дальше рассказывай.

– Ну, так вот. Стихло все вдруг, но солнышко все не показывалось, и птицы даже петь перестали. Вышел дед на крыльцо, смотрит в сторону леса, куда Ивана провожал. Три дня и три ночи прошло. Нет никого. Заплакал тогда дед, сел на крылечко, пригорюнившись, да и закимарил потом маленько. Вдруг видит, сияние какое-то из-за леса поднимается, птицы внезапно запели, громко да весело. Не поймет дед, привиделось ему это али в самом деле.

– И Ивана увидел?

– Увидел и Ивана… Смотрит он, а на коне буланом, да с попоной княжеской Иван сидит. И одет как богатырь – в кольчуге, шлеме, с мечом в руке. Испугался дед, задрожал весь, думает, не иначе мерещится ему. Но Иван окликнул его, спешился, привязал коня и пошел навстречу. «А Настенька-то где же? – спросил он. «Не знаю, что с нашей Настей сделалось, упала замертво, только сердечко, как птичка, бьется. В горнице она лежит». Кинулся Иван к девушке, за руку взял…

– И поцеловал в уста сахарные, – закончила девочка.– Няня, а что такое устасахарные?

– Ох-ох-ох, голова твоя садовая, – рассмеялась няня. Говорят так в сказках-то. А уста сахарные – что губки твои аленькие – все одно.

– А дальше что было?

– Дальше-то? И пошли они рука об руку одною тропинкою. Вокруг березки растут – лес целый из них-то, трава высокая-высокая, цветов разных видимо-невидимо, птички поют, солнышко ясное в небе лазоревом. И они рядышком идут… Спи, сердешная.

– А у меня так будет, няня?

– Как, дитятко?

– Ну, чтобы рядышком… И чтобы от злого дракона спас… чтобы солнце светило и птички пели…

– А как же, родимая! Все у тебя будет. Как сама схочешь, так и будет. От тебя ведь тоже мно-о-огое зависит-то.

– Как это?

– А вот так – не злись ни на кого, плохо не думай, да не делай. Люби всех вокруг – что человека, что зверушку какую. Все – Божьи дети. Родителей почитай да не забывай. Не упрямничай, а смиренно все принимай. Не спорь. Доброй будь ко всем да веселой и радостной. Счастье свое помни, что на свете живешь. Да живи-то по правде и по совести. И благодарить не забывай. И все у тебя будет!

– И Ваня?

– И Ваня. Может, не Ваня, а другой кто. Не в имени ведь дело-то. А в человеке. Человек имя-то красит. У тебя вон тоже имя-то, как из сказки. Так вот и крась его. Вон они в сказках-то все какие, Настеньки-то! Ну, спи, давай, а то мать, неровен час, заругает нас с тобой.

– Няня, а кого благодарить-то и за что?

– А за все, дитятко, за все, что ниспослано будет. Всех благодари.

***

Девочка жила в далеком сибирском городе в большом красивом доме. Играла с куклами на лужайке, по воскресеньям ходила с родителями в церковь. Ей нравилось, когда мама надевала на нее нарядное светлое платье, расчесывала длинные волнистые волосы и вплетала туда атласную ленту. Волосы цвета спелой пшеницы рассыпались по плечам, и мама не забирала их в косу все, как это было обычно по будням. Она всегда причесывала девочку сама. Обе молчали, но в каждом прикосновении девочка чувствовала нежность.

У девочки было сказочное имя – ее звали Настей, Настенькой. Однажды, когда на Пасху они всей семьей, как водится, пошли в церковь, девочка увидела другую семью, тоже шедшую на службу, к которой родители подошли поздороваться. Ее взгляд задержался на мальчике-подростке, уже почти юноше. Он был одет в новенький темно-серый костюм, такой же картуз, рубашку-косоворотку и блестящие сапоги. Мальчик тоже приметил Настю и улыбался ей своими синими, как небо, глазами.

– Ваня, Ваня, не отставай, – позвала его мать.

На минуту у Насти перехватило дыхание и в груди разлилось тепло, она почувствовала, как кровь прилила к щекам. Повинуясь какому-то неведомому чувству, девочка прижала к пылающему лицу руки.

– Что это с тобой? – увидев ее замешательство, спросила мама.

– Ничего, так… жарко…, – ответила девочка.

Вечером, ложась спасть, Настя, наблюдая, как няня складывает ее платье, изо всех сил мысленно торопила ее. Она даже не стала просить ее рассказать, как обычно, всегдашнюю сказку.

Читать дальше