Игорь Отчик - Беседы шалопаев или золотые семидесятые

– А тебя не учили, что каждый труд почетен? Что труд облагораживает человека?

– Облагораживает? Я бы того, кто это придумал, самого загнал в эту грязную канаву! Чтобы он там облагораживался всю жизнь. Как может облагородить человека тупой физический труд? Наоборот, он убивает в человеке человека. Еще Горький об этом писал. Что вся дикость человеческая, все «свинцовые мерзости русской жизни» происходят от тяжкого, безрадостного труда. От этого люди напиваются до беспамятства, калечат и убивают друг друга. И сами вешаются. Потому что такой жизни не жалко − ни своей, ни чужой…

– Нет, погоди! У Горького есть и другие рассказы. Про то, как он ходил с артелью по Руси. И там он описывает совсем другой труд. Который не в тягость, а в радость. Когда ладится дело, когда играет здоровая сила, когда хочется горы свернуть…

– Удаль молодецкая? Раззудись плечо, размахнись рука? Бывает.

Молодой жеребец резвится, пока не укатают крутые горки…

– А зачем жилы рвать? Опытный каменщик работает без устали, хоть весь день. Это такой же навык, как ходьба пешком. Вот и мастера так работают − без спешки, в своем ритме. Но успевают сделать много.

– Но каждый день одно и то же! Однообразный отупляющий труд, из года в год, всю жизнь. И как они эти пирамиды строили?

– А Великую китайскую стену?

– Разве что под угрозой смерти.

– А таких объектов и в наше время хватает. Вот, например, тянуть железную дорогу. Десятки, сотни километров. Мы в стройотряде сорок дней этим занимались, но запомнилось на всю жизнь. Некрасова там, на насыпи, часто вспоминали…

– Ну вот! И что в этом хорошего?

– Но и такую работу кто-то должен делать! В любом деле нужно находить какой-то интерес. Человек − самое выносливое существо в природе. Адаптируется ко всему, ухитряется оживить самое бессмысленное занятие. Помнишь Башмачкина, Акакия? У Гоголя, в «Шинели». Он всю жизнь переписывал казенные документы. Бумагу за бумагой, слово за словом, букву за буквой. И так каждый день.

– Свихнуться можно!

– А для Башмачкина каждая очередная буква была как живая. Одни ему нравились, другие нет. Он терпеливо писал обычные буквы, дожидаясь встречи с любимыми. Он с ними разговаривал…

– Точно, сумасшедший.

– Да нет же! Это именно человеческое отношение к труду. Я подозреваю, что в этой потребности одушевлять любую работу и лежат истоки искусства. Древний гончар, изготовляя одни и те же горшки, специально их украшал − для собственного развлечения. Это и покупателям нравилось. И постепенно превратилось в живопись и скульптуру.

– Сомнительно. Древняя наскальная живопись не имела прикладного характера. Все-таки искусство это самовыражение.

– Ну, почему? Ремесло тоже может достичь уровня искусства.

– Ладно, это отдельная тема.

– Но ты меня удивляешь. И где ты набрался такого негатива? На стройках коммунизма, что ли?

– Да нет, Бог миловал. Но шабашить приходилось. На лесосплаве. Бревна ворочал, в верховьях Камы. Там задача простая: зачистить реку от застрявшей на берегах древесины. Идешь себе с багром вдоль воды и стаскиваешь бревна в реку. Работа здоровая, на свежем воздухе. Для крепкого мужика − лагерь труда и отдыха. Я туда ради этого и поехал.

– Ну и как, поздоровел?

– Само собой. Конечно, были и неприятные моменты. Особенно когда какой-нибудь болотистый затон выпадало разбирать, восьмиметровые чушки на руках выносить. Ну, еще комарье и оводы доставали. И жратва была однообразная. А так нормально − и подзаработал, и фигуру поправил. Кстати, был там у нас один чудик, из какого-то НИИ. Привез с собой учебник Фихтенгольца. Пытался совместить умственный труд с физическим. Математический анализ с раскряжевкой топляка.

– И как, получилось?

– Ну, народ, конечно, повеселил. Хорошо, что бревном не придавило. Нет, это нереально. Если идет серьезная работа, размышлять о постороннем невозможно. Какой там Юлий Цезарь! Посмотрел бы я на него на лесоповале. Или когда бетон идет.

– Значит, получил удовольствие от физического труда?

– Ну, это если поехать на месяц-другой, для развлечения. А всю жизнь этим заниматься − упаси Бог! Там население сапог весь год не снимает. И в огородах у них, кроме лука и картошки, ничего не растет. Зимой снег по пояс, весной и осенью грязь непролазная, летом гнусь заедает. А главное развлечение − пьянство.

– А ведь я тоже бывал на северах. Правда, у меня сложилось другое впечатление. Собрались как-то пять человек, и рванули в город Мирный, за длинным рублем…

– Алмазы добывать?

– Ты что! Это режимный объект. Туда нужен специальный допуск, шабашников не берут. Алмазы добывают в карьерах и шахтах, в тех самых кимберлитовых трубках. Ковыряют руду экскаваторами и отвозят на комбинат для переработки. Весь город эти алмазы обслуживает. Работают в основном завербованные, по многу лет зарабатывают деньги и стаж. Те, кто выдерживает, конечно. Там даже природа тоскливая. Буро-зеленая тундра, а из нее торчат чахлые елки, вкривь и вкось. А зимой вообще сурово. Как они сами говорят, у них холодно девять месяцев в году, а остальные три месяца − очень холодно.

– А летом, я слышал, бывает и тридцать градусов жары.

– А это еще хуже. Безветрие, влажная духота. Из тундры поднимаются тучи кровососущей твари. И тогда в самое пекло приходится надевать плотную одежду. И все равно заедают, особенно мелкая мошка. Эта мразь пролезает в любые щели. Так что местное население не чает дождаться похолодания…

– Значит, зимой ждут тепла, а летом холода?

– Выходит, так. Кстати, там однажды с вечера подул северный ветер, так наутро в воздухе снежинки летали. В середине лета. То ли прежняя зима не закончилась, то ли новая началась. Сезон короткий, поэтому там в летние месяцы рабочие руки нарасхват. Мы тоже легко нашли работу. Просто пошли по улице, заходя в разные конторы, и буквально за пару часов подобрали объект по деньгам и по силам. С нами тут же оформили договор и разместили в полуразрушенном здании бывшей школы. Полов в ней уже не было, но комнату с невыбитыми стеклами найти удалось. Там даже функционировала электропроводка, и мы заваривали чай огромным кипятильником, в трехлитровой банке. Завтракали и ужинали у себя, консервами, с хлебом, маслом и повидлом, а обедали в столовой.

– А чем занимались?

– Взялись за капитальный ремонт двухэтажного здания комбината бытового обслуживания, С утеплением, внутренней и внешней отделкой и художественным оформлением салона. Конечно, по ходу дела приходилось решать много разных вопросов, в основном из-за дефицита материалов. А времени было в обрез − по договору нужно было сдать объект «под ключ» в установленный срок.

– Аккорд?

– Он самый. А премия за это чуть ли не в размер основной оплаты. Так что было за что бороться. Расписали этапы работ по датам и старались выполнять план-график. Каждый вечер, за ужином, проводили совещания, обсуждали дела на следующий день. Старались разрешить проблемы, предусмотреть и устранить препятствия…