Евгений Бабушкин - Библия бедных

Зацовер посмотрел на Таисию и увидел, что даже в желтом свете у нее совершенно белая шея.

– Я тоже люблю кино. Больше жизни. И я думаю, – сказал он, – здесь покажут яблоки. Красивые толстые яблоки под дождем. Долго. И под музыку, черт подери.

5. Кресла вздрогнули, на свет выполз мужчина. Он был грязно-рыжий, как нечищеная морковь. Правая рука запуталась в бороде. В белых глазах трепыхались зрачки.

– Здравствуй, дядька Витька, – сказала Таисия и поклонилась мужчине в ноги. – Я тебе привела вот двоих. Их бы приодеть.

– Что, не сволочи? – спросил мужчина. – А то был тут один – так сволочь. Я ему в рыло дал, пусть катается по свету. Отвечайте вежливо.

– Мы не сволочи. Я Зацовер.

– Кто такой?

– Одинокий человек умственного безделья, – сказал Зацовер и скривился. – А вы кто такой?

– Что, сектант какой-то или русский мыслитель? А то у меня изжога от всей этой поебени, – сказал Энди Свищ.

– Нет, – сказал рыжий мужчина, и его взгляд встал, – Я портной. Я здесь давно живу, при доме культуры. Нахватался. Шил костюмы для утренников. Видел Снегурочку изнутри. Деда Мороза без портков. Жил и шил. Шил и жил. Вот теперь и для вас кое-что сделал. Такая одежка, что вы сразу в ней кем надо будете. Только вначале проповедь. Таська, посади товарищей.

6. И сказал дядька Витька:

– В храме божием бывали? Кругом источники света. Но темно, как под юбкой. Жарят отличные песни. Но никто не подпевает. Вроде Пасха давно прошла и больше не будет, но на улицу не хочется – некуда. Толпа и пустота. И вдруг ты слышишь странный звук: дышат люди. Думают о всяком дерьме, но дышат в лад. Батюшка пьяный придурок, а дьякон спит с выдуманной овцой, но и они дышат, хриплый у них вдох-выдох. Ты чувствуешь кожей и ухом, как душно кругом и надышано. Понял, да? Вот сейчас с тобой то же самое происходит, пока еще не самое важное, но жить уже погорячей. Время скрутило твое слабое брюхо. Вроде жизнь была – будто полон рот мятой бумаги, годы царапали горло. А сейчас чувствуешь: кругом уже живые люди. Дышат. И минуты ползут, как вши по яйцам. И тебе больно, ай больно, ай больно, блядь, тебе становится за все бездарное и пустое, и ты ешь ладони от боли. Доброе утро. Конец теоретической части.

Рыжий мужик перекрестился и добавил буднично:

– Было дело, девочка сняла с вас мерки, пока вы лежали от водки. Дары готовы, в подсобке заберете. Как наденете – сразу полдела, все прояснится. В карманах там веселые штуковины. Бог создал удивительных и всяких тварей, а товарищ Макаров придумал так, чтобы все были одинаково мертвые. Не слишком-то бабахайте. А теперь уходите в город, – сказал дядька Витька, махнул головой и пропал под мебель.

7. У Энди оказался костюм бутерброда с веселым соевым мясом. У Зацовера – костюм небоскреба с человеческими глазами. В карманах лежало по пистолету системы «макаров» – Таисия сказала, у нее такой же.

8. Утром райцентр был тих. Зацовер шел и чувствовал во рту загадочный металл. Солнце обнажило кривые дома и пустые кусты. Луч упал на рекламный щит в три человеческих роста – нарисованная от руки Золушка с глазами разного размера. По Золушке ползли слова с развратными завитушками: «Тут не так-то просто взять вот так вот и поменять вот так вот свою жизнь резко и внезапно. Мы тут зажаты в рамках маленького пространства, где прошлые неудачи нам постоянно припоминаются в совершенно неожиданных ситуациях. Знай и люби свой город». Ниже, мелкими буквами: «По заказу районной администрации». Еще ниже, старательной детской рукой: «Дед Мороз и Снегурочка – хуй и пизда».

Зацовер, Энди и Таисия медленно шли к станции, почти счастливые от бессонницы и бессмыслицы.

– У меня есть двести миллилитров водки, – сказал Энди Свищ и достал из ниоткуда бутылку. – Выпьем за то, чтобы однажды проснуться в кино.

Они выпили водки, и жизнь сделала еще один круг.

9. Электричка смердела все так же и была, кажется, все та же.

– С тебя притча, Зацовер, – сказала Таисия. – Коротенькая.

Зацовер сказал:

– Встретились как-то раз Гамлет, Фауст и герои итальянских опер, такие, знаете, в сюртуках и жабо. И начали разговаривать. «Не грузи», – сказал Гамлет призраку. «Не еби мозги», – сказал Фауст пуделю. «Relax, take it easy», – спела Сюзанна, и Фигаро смолчал. А дальше ничего не было, ни трагеди, ни комеди, ничего.

Если я когда-нибудь спою так же, выстрелите мне в рот, пожалуйста.

Зацовер решил, что слишком много думает о своем теле, и начал думать о телах других людей.

Вскоре все кое-как уснули, и поезд качал их.

1. Однажды Пандоплеву разбили голову балалайкой. Много лет он носил злой шрам поперек лица. Исполняющий обязанности заместителя начальника руководителя отдела по расследованию особо важных дел следственного управления следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации по городу младший советник юстиции Олег Пандоплев, так называлась его должность, и все было правдой, но где-то на полпути терялся смысл. Когда приезжало начальство, Пандоплев прятался в синий мундир с некоторым количеством фальшивых звезд. В остальное время надевал рубашку в тонкую полоску, пальто в елочку, клетчатый шарф и предпочитал рябить. В ведомстве не помнили его лица и даже шрама не помнили.

2. В городе все клали новые дороги поверх старых, и на обочине человек-пончик подрался с человеком-грузином: не поделили рекламный рынок. Уроды толкали друг друга в плюшевую грудь.

– Мы должны научиться вести себя так же, – сказала Таисия. – Смотрите, как они шевелятся, как прохаживаются, как пробуют почесаться, как им жарко в жару и холодно в холод, как они раздают свои поганые буклеты, проспекты и флаеры. Они самые обездоленные. Знаете, сколько они в час получают? Ходячее унижение улиц, пролетариат рекламы.

– Что-то в моей жизни машинальное, машинальное что-то в моей жизни, – сказал Зацовер. – А впрочем, не такое уж и машинальное. Я видел людей победней и видел побогаче, но к чему нам эти ряженые?

– Мы будем под их личиной. Так говорят в кино. Так хочет Энди. Так правильно.

– Просто сценарий моей жизни написал какой-то еще больший дебил, чем я. Надо жахнуть, – сказал Энди Свищ.

– Тебе надо научиться стрелять, как машина, и двигаться, как зверь, а пить ты уже умеешь, – сказала Таисия.

3. Однажды Пандоплев купил зеленоватый учебник геометрии для седьмого класса и стал вспоминать теорему Пифагора. Много лет назад Пандоплев изрисовал такой же учебник схематичным изображением пениса. Уже тогда смыслы и желания терялись по дороге – маленький Олег заканчивал очередную головку, принимался за тестикулы и проваливался в какое-то пахнущее мелом пустое помещение. Безликая мать, у которой не хватало кусочка левого мизинца, говорила, что Пифагор нужный, потому что грек. И у них, говорила мать, тоже греческая фамилия. Но одноклассники зачем-то рифмовали ее с соплями. А учитель узнал, кто рисовал в учебнике, и пнул Пандоплева ногой в рот. Пандоплев решил стать очень сильным человеком.