Евгений Бабушкин - Библия бедных

4. Однажды в доме не хватало зеркал. Зацовер ударил отражение кулаком, и каждому досталось по осколку.

Зацовер глядел на куски себя и трогал лицо красной рукой.

– Думаю, этим зеркалом можно перерезать горло.

– Да им даже не пробьешь башку, – сказал Энди и шлепнул себя по заду. – Хорошо сидит.

Зацовер был в костюме небоскреба с человеческими глазами, Энди в костюме бутерброда с веселым соевым мясом, Таисия – в костюме красной белки. Они смотрели в осколки, а полые головы стояли рядом.

– Надеваем, – сказала Таисия. – А потом я оближу кровь с твоего кулака.

Зацовер посмотрел на Таисию и увидел, что она серьезная, как собственная фотография на паспорт, но красивая, как дом. Потом он увидел морду красной белки.

5. Пандоплев давно знал из книг, что мастурбация безвредна, но много лет назад ему объяснили, что если он будет себя тешить, то сгорит изнутри. В кабинете у младшего советника юстиции были лампы, вешалки и папки, а в углу одинокая гантеля, с ней Пандоплев сжимал и разжимал свои некрасивые мускулы. Он до сих пор любил геометрию, но боялся больших собак и сгореть.

6. – О чем мечтаете, товарищи? – спросила Таисия, и голос ее был глух от плюша, и ветер человеческой речи странно дул из-под красной меховой морды с накладными усами.

– Я мечтаю знаешь о чем? Вот я в баре, кругом титьки и рок. Тут подсаживается дьявол и говорит: «Давай ты мне душу, а я тебе кадиллак ирисок». А я ему – спокойно так, с удовольствием: «Хуй соси, сатана, моя душа подороже!»

– А я когда-то мечтал написать великий роман или снять великий фильм. Лишь бы что великое. А на пороге славы незаметно умереть во сне. Вот я тихо гибну в высокогорной аварии, в расписном фургоне, по дороге в Канны. Главное – не успеть заметить смерть, чтобы без страха мук. А сейчас я и не знаю, вроде и не страшно уже.

– А я всегда мечтала грабить бесов в компании ангелов. Угадайте, чья мечта осуществится прямо сейчас?

7. Пандоплев надел пальто, но никуда не пошел, а взял карандаш и стал не без удовольствия смотреть в стену.

8. Трое подошли к магазину. Зацовер сунул руку в карман и почувствовал себя полным идиотом.

– А магазин – злой? – спросил он.

– Конечно, злой, – сказала Таисия. – Там кефир с послезавтрашней датой. Там все перепутано и гниет. На зарплату продавщицы можно купить сто бутылок водки, но водкой не обрадуешь детей, им бы мяч. Начнем с магазина. Там охранником пенсионер, и он спит. Камер нет. Такое специальное место для любителей пострелять в воздух. Наш полигон.

Энди серьезно кивнул и попробовал слюнуть, но кончилась слюна.

9. – Ка-ран-даш! – сказал Пандоплев.

10. И вошли они в большой дом, полный съестного.

Немногочисленные люди, похожие на утопленников, брали корзины из металлических прутьев, засовывали туда продукты, расплачивались, засовывали продукты в пакет, жмурились от вечной внутренней боли и уходили прочь.

– Ты не дурак поговорить, – сказала красная белка, – может, поговоришь с ними?

– Друзья, – крикнул небоскреб с человеческими глазами, и кто-то обернулся. – Вы не смейтесь, но я немного про Иисуса Христа. Слушайте! Его правда очень любили люди, даже сытые палестинские девы были готовы на все, а сам он любил оливки: ведро мог съесть. Не ту гадость, что сейчас, а настоящие, изумрудные. Огромные оливки любил Иисус. Он бы так и жил и так бы и умер, не заморачиваясь воскреснуть, благо место на небесах ему-то было обеспечено. Но он взял товарищей – целую дюжину. И он пошел в ближайший храм – у них там в храмах торговали, как и тут. Потом он топнул ногой для уверенности и сказал: слушай, народ Израиля! Это ограбление.

Небоскреб с человеческими глазами поднял прямую руку и выстрелил в потолок.

Бутерброд с веселым соевым мясом выстрелил в лампу дневного света и со второго раза попал.

Красная белка стала прыгать по консервным рядам и хохотать.

Они забрали деньги из кассы, пропали, и все закончилось.

11. Какой-то очень неприятный человек принес Пандоплеву бумаги. Пандоплев некоторое время читал и двигал слабыми губами.

– Уйдите, – сказал он.

Олег достал гантелю, погладил ее, положил на место, достал учебник геометрии, полистал, потянулся к карандашу и вспомнил, как в детском саду было страшно и непонятно.

– Что я скажу? – закричал он и укусил ладонь – Что я напишу? Что подошьют к делу? Что разбойное нападение совершили бутерброд, небоскреб и белка?

12. Однажды потные люди в глупых костюмах сидели на полу, считали деньги и пересчитывали их. Получилось довольно много тысяч с копейками.

Зацовер зажал в кулаке букет из банкнот и нюхал деньги: они пахли людьми, многие из которых были женщинами.

Таисия собрала деньги и распихала по карманам.

– Куда это? А водка? А стул нам новый?

– В психушку. В детское отделение. У них по нормативам одна зимняя куртка на две койки и один шарф на четыре. Ходят гулять по очереди. Наберу им шмоток, вышлю до востребования, а детям скажут – Дед Мороз.

– Ты гуманист, Таисия. Я бы пропил все. Трудно было бы, но пропил бы почти все. А на остатки издал бы роман в твердом переплете.

– Тут не хватит на роман. Остатков хватит мне на лифчик. Синий в оранжевый горох. А ты, голимый, чай пей. Ты же только из магазина, догадался бы взять ящик чего-то вкусного.

– Еше! – сказал Зацовер.

1. Когда у Зацовера умерла жена, он сначала ходил мертвый, как маятник, а потом живой, как заводной мышонок, но жизнь возвращалась – кажется, в руку, которая иногда держала пистолет.

– Макдоналдс, – сказала Таисия.

– Почему?

– Охраны там отродясь не было. Камер полно, но все на прилавок: хозяева следят, чтобы работник не положил в гамбургер свой член вместо куска салата.

– Откуда ты знаешь?

– В трудной стране одинокая женщина должна знать всякие вещи, чтобы повернуть мир нужной задницей кверху! – сказала Таисия. – Это афоризм, запишите.

– Мне, пожалуйста, двойной гамбургер, среднюю картошку, колу без льда и все ваши деньги, – сказал Зацовер.

– Ты, кажется, приходишь в себя, – сказала Таисия.

– Да. Давай. Давай постреляем.

2. – Ка-ран-даш! – сказал Пандоплев. – Ка-ран-даш! Карандаш.

3. Когда развороченная гора гамбургеров осталась позади и крики отзвучали, разбойников в глупых костюмах догнал человек. У него было светлое лицо и синие глаза, как будто нарисованные слабоумным на потерянной матрешке.

– Только не убивайте меня, а я расскажу историю!

– Мы никого не убиваем. Жизнь священна, хоть никакая, всякая.

– Так слушайте. Я никто, и зовут меня Петя. Я много недель жил у них, в Макдоналдсе. Днем притворялся клиентом. Подъедал картошку за настоящими клиентами. Мясо я не ем. Колу пью умеренно. По ночам я дремал в туалете. Я умею прятаться. Я не знаю, почему меня никто не засек днем. Лицо у меня выразительное. В школе говорили, что я писаный красавец. Но я много недель безвылазно жил в Макдоналдсе, и никто меня не засек. Наверно, потому, что я у них ничего не покупал. Хотя лицо у меня выразительное. Теперь вы уничтожили мой дом. Но я благодарен вам, хотя другого дома у меня нет. И я хочу быть с вами.