Наталия Терентьева - Солнце на антресолях

– Папа, я…

Я замялась. Ведь я пока не говорила папе о своем волонтерстве, не уверена, как он к этому отнесется. А сказать еще, и что я променяю папу, Джонни и Глеба на двух бородатых и усатых йорков и пятьдесят рублей, которые мне заплатят за десятиминутную прогулку с ними, – это унизить папу и его сыновей. Хоть папа и считает, что лучше зарабатывать копеечку, чем грезить о «Бентли» и шикарной жизни, в данном конкретном случае он просто обидится и бросит трубку – я отлично знаю своего папу. – Давай в одиннадцать тридцать, хорошо?

– Ленишься! Все ленишься и спишь! – укоризненно сказал папа. – Вот мои мужики уже встали и сбегали в бассейн! А ты бока отлеживаешь!

Бассейн находится на минус первом этаже папиного дома. Еще у него в доме живут такие богатые люди, что другим жителям в один лифт с ними заходить не разрешается. Если они едут, то охранники оттесняют всех и не дают войти. Я рада, что живу не в том доме, особенно после того, как папа рассказал, что однажды автоматчики заставили всех лечь на пол в лифте, потому что ехал какой-то восточный гость и рядом с ним нельзя было стоять. Он захотел войти в лифт – и вошел, не стал ждать пустой. А остальных положили на пол. Но в бассейн я бы тоже с удовольствием бегала каждое утро, если бы он был у нас в доме.

Папа пожурил меня и согласился, а я встала, сделала зарядку и побыстрее пошла к своим собакам, их же надо успеть выгулять. Я, конечно, преувеличиваю, когда говорю, что ненавижу их, и называю их мусором.

Вчера, например, когда мы топтались с Веней и Алисочкой у нашего подъезда – дальше я никак не смогла уговорить их пойти, – мимо нас пробежал мужчина в спортивном костюме, а за ним, едва поспевая, очень бойко и радостно промчался совершенно голый йорк – мальчик или девочка, я не поняла, но веселый и безо всяких украшений, сапожек, жилеток, шапочек. Мои дохляки проводили чужого йорка растерянными взглядами.

Веня сидел в луже – из вредности, чтобы поскорее пойти домой, а Алисочка беспомощно поднимала переднюю лапку и жалобно смотрела на меня, то и дело облизываясь – она знает, что на Нелли Егоровну вид ее высунутого языка оказывает волшебное действие, та сразу начинает сюсюкать, улюлюкать, брать Алисочку на руки, целовать, кормить конфетами, муссами, мороженым…

И я вдруг поняла – они ведь не виноваты. Могли бы так же бегать, не имея гардероба дорогой одежды и пяти шкатулок с украшениями. И как-то меньше стала их ненавидеть.

Нелли Егоровна ведет активную жизнь в Сети и все время фотографирует своих собачек. Ставит их фото, снимает короткие видео – например, как Веня бежит по квартире. Он бегает, потому что ему больше нечего делать, а Нелли Егоровна ходит за ним с включенной камерой и приговаривает низким голосом, как будто это говорит сам Веня:

– Найду, всех найду, от меня не спрячетесь! Где вы тут? Где вы, а ну вылезайте, всех разорву! Ага! Вот вы где!.. Р-разорву за свою ма! Пока па на работе, у ма – только я защитник! Вы меня еще узнаете… Р-р-р…

Кого ищет Веня – совершенно непонятно, ведь других зверей, кроме двух йорков, нет, а друзья, если и приходят к Нелли Егоровне, точно под кровать не прячутся.

Алисочку она любит снимать, когда та стоит, словно застыв на ходу, и молча смотрит на Нелли Егоровну. А Нелли Егоровна озвучивает внутренние монологи своей собачки. Хозяйка заранее не готовится, поэтому никогда толком не знает, что сказать, просто повторяет:

– Что? Что ты смотришь на меня? Да, я вот такая… Что? Смотришь? Да, я красивая… Показать тебе язычок? А вот не покажу! А попку тебе не показать? У меня на попке золотое сердечко, показать? А что ты мне за это дашь?

Нелли Егоровна каждую неделю водит йорков в парикмахерскую, и там им делают стрижки. Поскольку волосы так быстро не отрастают, им делают разные укладки, прически и рисуют золотой, серебряной, розовой краской разные знаки на тельцах. То иероглиф, то сердечко, вдруг Алисочка заявится на прогулку со свастикой – индийским знаком солнца, а Веня – с черным тюльпаном или одним блестящим глазом на попе… Под курточками, юбочками, штанишками этого ничего не видно, в холодное время года все пропадает зря, поэтому Нелли Егоровна дома фотографирует их попы и как отдельный подарок своим подписчикам ставит в Сеть.

У Нелли Егоровны много виртуальных друзей, которые целые дни проводят в просмотрах чужих фотографий, видео, пишут комментарии и отвечают на комментарии к фотографиям своих собачек.

● Алисочка, какой у тебя язычок… какой же он розовый, сладкий… Не язычок, а марципанчик, так и хочется его съесть…

● Веня, ну-ка еще раз повернись, мальчик, что там у тебя на попке, что сегодня нарисовано… какая сладкая попка… везет же твоей ма…

● Чили-перчик, ты настоящий мачо… проказник такой… какой у тебя галстук… где же ты его взял? Тебе очень идет…

● Свежий осенний вид у Персика – мы, девочки, любим это дело… ха-ха-ха… чмоки-чмоки… Прелесть, чудо, лапочка, ушастик, нежный хвостик, глазки, ротик, лапки… восхитительно…

Я думаю, они сошли с ума. Бывает же такое. Все подруги Нелли Егоровны – взрослые женщины, не девочки. И живут по всему миру. Некоторые комментарии написаны по-английски. Может, просто у них в детстве не было игрушек, они росли в таких бедных семьях, что у них не было ни кукол, ни мячей, ни мишек…

У нас есть рядом один дом. Его в округе называют гетто. Там квартиры – тринадцать квадратных метров, в квартире нет своей кухни, кухня и душ – общие, в коридоре. В такой квартирке иногда живет и шесть, и восемь человек. Разные бывают обстоятельства у людей. Чаще это приезжие, с Кавказа, из Средней Азии, с Украины, – они снимают эту квартиру на всю семью. Я хожу в школу мимо этого дома и смотрю на окна.

В некоторых окнах видно двух- и даже трехэтажные кровати – это же удобнее, чем спать на полу, не все могут спать вповалку, как степные народы. В других видны коробки, мешки, хлам. Иногда на подоконнике стоит красивый цветок, окно чистое, аккуратные шторы… А из какого-то окна обязательно свисают старые треники или продукты в пакетах, на которые зарятся вороны, или кто-то сам свешивается, кричит, ругается, курит, выливает что-то…

Еще в этом доме живут алкоголики, которые нигде не работают, говорят, что они сдают свои нормальные квартиры, на это существуют, а здесь набились в одну такую квартирку и только пьют. Они ходят парами или целой стайкой, редко по одному – страшные, опухшие, с мертвыми глазами, раздутыми веками и губами, сами худые, скособоченные… И мне их жалко, потому что они как ходячие трупы. А у них тоже есть дети. Они выходят сами во двор гетто – даже трехлетние, берут палку, камень, какую-нибудь тряпку и играют с ними, как с настоящими игрушками. Я однажды видела, как маленькая девочка сделала из тряпки куклу и воспитывала ее.