Владимир Хотилов - Неверия. Современный роман

И уже давно сбежала из-под стола дворняга с умной мордашкой, которая нашла тут временный приют в холодную пору, заодно насытившись здешними объедками и видом двуногих нетрезвых существ.

А Грозин с Жекой, молча и без охоты, допили всю оставшуюся у них водку и покинули заведение.

Хотя на календаре ещё только значились первые дни зимы, но морозы в Найбе стояли нешуточные и грунтовые воды в траншеи, застывшие от холода, уже не поступали и не мешали работам нулевого цикла.

Но, похоже, нулевой цикл со сладким воздухом свободы сильно подкосил ряды зэков-условников. Одни раскрутились на воле, а другие, загуляв, предпочли вернуться на зону, чтоб шить там, в тепле, рукавицы и прочую нехитрую швейную продукцию, чем общаться здесь с мёрзлой землей, которая сейчас воспринимала только лом и совковую лопату.

Общага в Найбе для условно осуждённых опустела и перестала существовать вовсе, а те, кто остался работать на стройке, перебрались на постой к местным жителям.

В тот день, когда Жека вышел на работу после возвращения из Неверова, на стройку прибыл прораб. Он осмотрел объект с мастером Иван Степановичем Барсуковым, потом они довольно долго совещались в новом, недавно построенном тепляке, а перед обедом прораб уехал в Качкар.

После обеда Барсуков собрал всех для короткого производственного совещания. Жека обратил внимание на то, как мало их осталось с тех пор, когда они прибыли этапом в Качкар в двух вагонзаках. И если не считать нескольких человек, которые, как и Грозин, работали в промкомбинате, то теперь они почти всё умещались здесь, в этом тепляке, и это были люди, которые не отказывались от работы.

– Я сказал прорабу, что мои ребята не дети Форда и за такие деньги пахать не будут, – Жека встрепенулся, когда услышал хрипловатый, но поставленный, как у строевого командира, голос мастера Барсукова.

– Грунт тяжёлый и прораб согласился… Платить за него будут по самым высоким расценкам, – продолжал Барсуков и назвал расценки.

Ребята отреагировали на его слова вяло, только Миша Соловейчик заинтересовался подробностями беседы мастера Барсукова с прорабом.

Потянулись рабочие дни, наполненные тесным общением с мёрзлым грунтом при помощи ломов.

Попробовали использовать на объекте технику: привезли на несколько дней компрессор и с помощью пневматических отбойных молотков начали долбить мерзлоту в траншеях. Оказалось, что работать ломами производительнее, если умело ими пользоваться.

Мерзлота не уголёк, не руда, поэтому шахтеры из них не получились и компрессор с молотками отвезли в Качкар обратно. А они продолжили крошить мерзлоту под фундаменты пусть тяжёлым, но уже давно испытанным способом. При такой работе люди быстро согревались, поэтому бегать в тепляк каждый раз для перекура не было необходимости.

Во время таких перекуров ребята наблюдали за редкими людьми около стройки и заприметили сегодня колоритную парочку долговязых тунеядцев, мужчину и женщину, видимо, сожителей, которые промышляли чисткой отхожих мест в соседней с ними школе.

– Глянь, а глянь… – Лёха толкал в плечо Жеку. – Смотри!.. Влюбленная парочка… Ромео с Джульеттой!.. И куда это они спозаранку прут?

– Куда-куда – в школу!.. Они там калымят… и детей к труду приучают своим примером, – ответил ему Миша Соловейчик.

– И чем калымят? – с напускным интересом спросил Лёха.

– Чем-чем… Толчок там чистят, – кто-то ответил со смехом, но Лёха не успокаивался.

– Жека, пойдёшь золотарить по Найбе, а?! – шутливо спросил он Зотова. – У них там расценки точняк выше наших!

Жека на шутку не откликнулся, а подуставший Миша Соловейчик зло проговорил:

– Нам здесь мерзлоты по горло хватает – на дерьмо уже сил нет!

– А у Ромео с Джульеттой они есть, – продолжал Лёха. – Чудеса любви и только!

Миша Соловейчик посмотрел вдаль, о чём-то размышляя, а потом возразил ему:

– Не прав ты, Лёха!.. Эти педагоги-ассенизаторы на Ромео с Джульеттой уже по возрасту не тянут… Так, Лёха, в наших краях, фатум и фортуна бродят в обнимку… В поисках хлеба… И никаких тебе чудес любви!

– Лихо!.. Лихо загнул, Соловей, – ответил ему Лёха, сверкнув глазами. – Вот за это я тебя уважаю, как отца родного!

Однако на роль отца родного для членов бригады, кроме Миши Соловейчика, претендовал, пожалуй, лишь мастер Барсуков. По манерам и выправке он напоминал Жеке военного и вскоре эти предположения подтвердились.

Миша Соловейчик, которого Барсуков выделял среди всех, как самого старшего и наиболее грамотного, общался с мастером чаще других и знал его лучше, чем остальные. Он и рассказал Жеке, что Барсуков, в прошлом боевой офицер, после войны исполнял обязанности военного коменданта на крупной узловой железнодорожной станции, где с ним произошла одна история, которая, по сути, сломала ему жизнь.

На этой станции из спецсостава бесследно пропали один или два вагона с оружием и боеприпасами. Вот за эту промашку Барсукова осудили, лишили воинского звания, и он получил от родины свою последнюю награду – девять лет лагерей.

Отсидел почти весь срок, а когда вышел на свободу, то далеко не отчалил от здешних мест, где отбывал наказание, поскольку с прежней семьей отношения у него давно прекратились, а из близких родственников никого уже не осталось. С той поры Барсуков поселился в Найбе, женился тут, стал отцом семейства и доработал здесь до пенсии.

Барсуков часто позволял себе цитировать любимого вождя всех времен и народов, при жизни которого отсидел такой солидный лагерный срок. И получалось, что цитируя его, он тем самым не только возвеличивал уже развенчанный образ вождя, но ещё и выражал свою признательность тирану за его смерть, благодаря которой вышел на волю раньше срока по амнистии в связи с этим событием.

Но Жека не понимал до конца, зачем Барсуков цитирует этого человека, если сам пострадал в те времена от жестокого режима?.. Подлинность же цитат ни у Жеки, ни у ребят из бригады сомнения не вызывала – трудов вождя всех времен и народов они не читали, поэтому верили Барсукову на слово.

Работы нулевого цикла продвигались – на готовых участках уже начали устанавливать опалубку, и бетонные работы приближались с каждым днём.

Для них необходимо было организовать две рабочие смены по приёму бетона, причём ночную смену из тех, кто проживал рядом со стройплощадкой. Таких людей набралось меньше, чем в первую смену. И тут, в тепляке, среди членов бригады, зародились сомнения по поводу возможности приёмки бетона в ночную смену.

– Справитесь, я уверен, – пытался развеять их сомнения Барсуков. – Народ, как говорил Иосиф Виссарионович, вооружённый идеями партии, может всё!.. Такой народ – это непробиваемая стена, и такой народ непобедим!