Элена Томсетт - Проклятье рода Ротенбургов. Книга 3. Эхо чужой любви

– Тот самый «бегемотик», как ты меня ласково называл, – закончила я его фразу за него с улыбкой.

Он сидел с ошарашенным видом, по очереди оглядывая нас с Кристиной и Иваром, словно надеялся, что все это розыгрыш и сейчас все снова встанет на свои места – я окажусь Велтой, и не будет больше и тени того неуклюжего медвежонка по имени Лешка, который столько лет жил в его памяти. Но чуда не произошло. И он медленно начал это понимать. Покусывая свою пунцовую, чуть припухшую нижнюю губу от досады, он снова повернулся ко мне, его взор все время тянуло ко мне, как магнитом.

– Почему же ты мне сразу об этом не сказала?

– О чем? – наивно удивилась я. – Ты ни о чем меня не спрашивал.

– Почему ты не остановила меня? Я говорил, а ты молчала!

Он старался говорить как можно холоднее, старался рассердиться на меня, но не мог. Я чувствовала это каким-то шестым чувством, это было ощущение, которого невозможно передать. Я знала, что это так, и все.

– Извини, я не понимала, что ты говорил. И не хотела тебя перебивать, меня с детства учили, что это невежливо.

Крис и Ивар откровенно потешались, а его, казалось, не волновали их насмешки, он говорил только со мной. Слегка прищурив темные глаза, он с недоверчивым удивлением спросил:

– Ты и в самом деле совсем ничего не поняла из того, что я говорил?

– Ни слова, – рассмеялась я. – Кроме приветствия.

Он внезапно тоже улыбнулся:

– Хочешь, я повторю тебе все, что говорил, по-русски?

– У тебя такая хорошая память? – поддела его я.

– Не настолько, – он остался невозмутим к прозвучавшей в моем голосе насмешке. – Но когда я смотрю на тебя, мне хочется повторять это снова и снова, это невозможно забыть: ты – очень красивая девочка, в тебе есть давно угасшая во многих искра самого ценного в женщине – твоя женственность. Это очень много, поверь мне, Елена.

В его голосе появилась какая-то мягкость и вкрадчивость, которая почему-то напомнила мне кота у бабулиных соседей, необычайно красивое и грациозное животное, в движениях которого всегда чувствовалась хищная обманчивая мягкость. Эгис был похож на него, такой же красивый и такой же хищный. Он обладал тем же свойственным всем мужчинам в своем роду особым врожденным обаянием, только обаяние Зигмунта было светлое, лучистое, у Ивара – мягкое, словно фосфорицирующее, а у Эгиса оно напоминало слепящий блеск новогоднего фейерверка, наверное, потому, что он был очень хорош собой.

Подобная тирада, исходящая из его уст, заставили меня удивиться.

– Неужели я так изменилась за последний год? – я вовсе не притворялась, он напрасно пожирал меня своим пронзительным взглядом.

– Просто поразительно! – наконец медленно сказал он, отворачиваясь от меня, чтобы взглянуть на мелькавший за окном пейзаж и заодно скрыть свое явное замешательство.

Я в это время исподтишка рассматривала его сквозь полуопущенные ресницы. В этом году ему должно было быть лет двадцать пять, не меньше. Он был уже взрослый, на мой взгляд, сформировавшийся мужчина, красивый, самоуверенный, словом, такой, каким любят описывать в романах героев-любовников. Честно говоря, мне льстило, что он обратил на меня внимание. И я откровенно провоцировала его, причем, это получалось у менс непроизвольно, я не думала о том, что делала. Увлекшись своими мыслями, я прозевала тот момент, когда он оторвался от созерцания пейзажей за окном и вновь взглянул на меня. Я очнулась только тогда, когда он положил свою ладонь на мою руку, чтобы привлечь внимание.

– Елена!

Я вздрогнула, отдернула руку и испуганно уставилась на него.

– Извини, я задумалась, – сконфуженно пробормотала я в ответ на его улыбку.

– Послушай меня, девочка, – он наклонился ко мне ближе, я совсем рядом с собой увидела его блестящие внимательные темные глаза, тонкий ровный нос и пленительную улыбку на пунцовых, безупречно очерченных губах. Его волосы почти коснулись моих волос, я чувствовала запах его одеколона, а его слова были удивительно просты и безыскусны: – Ты поразила меня с первой минуты, как я тебя увидел. Ты выйдешь за меня замуж, малышка?

– Нет! – сказала я так поспешно, что он не знал, обидеться ему или снова улыбнуться.

Он выбрал последнее.

– Я говорю очень серьезно, Елена. Подумай об этом. Если ты согласишься, я поговорю с твоими родителями, и ты сможешь уехать со мной в Ригу уже через месяц.

«Что там думать, кретин!», хотелось заорать мне ему в ответ, но я продолжала развлекаться. Хлопая своими длинными мохнатыми ресницами, я скромно сказала, что не могу сейчас ответить ему вот так сразу, неподумав. Он и не настаивал. Тем более, что, к счастью, автобус вкатил в маленький азербайджанский поселок на берегу моря, который русские окрестили как Северный Грэс. Возле станции уже стояла толпа наших общих друзей. Крис и Ивар выскочили первыми, я немного замешкалась и, спустившись со ступенек автобуса, тут же оказалась в дружеских объятьях Шалвы Ахалцихели, или Князя, как мы его коротко звали из уважения к его знатным предкам. Мы дружили с ним, что называется с горшка, и я его очень любила.

– Генацвале! – радостно кричал он, тормоша меня как куклу. – Как, эта красивая, очаровательная дэвушка и есть мой маленький кругленький друг из Саратова? Ай-ай-ай, как время людей меняет! Какая дэвушка! Эти золотые волосы, длинные ножки, ах, какие ножки! Зачем ты одела брюки, дорогая? Для твоей изумительной фигурки больше подходит бикини. Ты настоящая красавица, генацвале, я надеюсь, ты не забыла меня и все то, чему я тебя учил?

Я со смехом повисла у него на шее, расцеловала его в обе щеки, так как еще не видела его по приезде в Баку этим летом, затем, выскользнув из его рук, подошла к Зигмунду.

– Как дела, малыш? – весело, по привычке, спросил он.

– Я скучала без тебя.

– Я тоже.

Радостно цапнув его за руку, я потащила его к морю, крикнув остальным:

– Крис, Ивар, Шалва, пошли купаться! Я еще ни разу в этом году не купалась в море!

Пока все расчухивались, мы с Зигмунтом быстро стянули легкие летние брюки, майки и, побросав их на песок, как дети, схватившись за руки побежали в воду. Нас быстро догнал Шалва, тоже уже в одних плавках, подхватил меня за вторую руку, я взвизгнула и повисла на их руках, и они со смехом потащили меня дальше в воду, осыпаемые тучей брызг от моего барахтанья. Вскоре вода уже буквально кипела от резвившихся в ней великовозрасных лбов.

Чуть попозже я вылезла на берег, чтобы хоть немного обсушиться перед походом к домику Глебовой тети и суметь натянуть брюки, а не плюхать по жаре в одном мокром купальнике и сгореть до костей в первый же день. Я выжала свои длинные светлые волосы и, овеваемые легким морским бризом, они обещали высохнуть мгновенно.