Элена Томсетт - Проклятье рода Ротенбургов. Книга 1. К Элизе

Все время, пока я читала, он внимательно наблюдал за мной, спокойно расположившись за своим столом. На моем лице, видимо, отразилось все обуревавшие меня чувства смятения, неприятного изумления и растерянности, потому что когда я подняла на него глаза, выражение его лица было каким-то даже сочувствующим.

– Меня интересует любая информация, касающаяся партизанских отрядов, – в следующую минуту холодно сказал он.

– Информация? – изумилась я. – Это же куча сплетен и доносов! Вы что же, подобрали их после того, как их выкинули из комендантской канцелярии за ненадобностью?

– Этих бумаг не видел никто, кроме вас, фройляйн, – спокойно произнес он. – И если вы так уверены, что они представляют собой не что иное, как кучу ненужного хлама, почему бы вам не сделать того, что я прошу? Или это затрагивает ваше чувство патриотизма?

– Да ради бога! – фыркнула я, будучи твердо уверена в том, что указания типа «под пятым кустом от четвертого дуба на левом конце деревни», встречавшиеся в доносах, не могут повредить никому, даже писавшим их предателям.

Мы просидели над бумагами три часа.

Я переводила барону фрагменты доносов, он внимательно их записывал, время от времени делая пометки на крупномасштабной карте местности, висевшей на стене позади стола.

Когда часы в гостиной пробили четверть четвертого, он отложил в сторону свои записи и предложил мне кофе.

– Думаю, что на сегодня хватит, – сказал он, делая глоток из дымящейся чашки с кофе.

Серебристый, словно сверкнувший сталью взгляд его светлых глаз из-под темных ресниц, скользнул на какую-то минуту по моему лицу.

– Вы устали, фройляйн? – наклонив голову, ровным голосом спросил он.

– Немного, – вежливо согласилась я, с любопытством разглядывая три красных кружка, которые он нарисовал в разных местах на карте.

– Что это?

– Это? – он усмехнулся, – это расположение трех самых крупных партизанских отрядов, которые, видимо, действуют в крае. Ваши замечательные соотечественники довольно точно указали мне их координаты. Теперь я примерно знаю, где их искать, а также их численность и состав.

– Как же так? – я была неприятно изумлена. – Откуда вы это взяли? Я тоже читала весь этот вздор от начала и до конца, и ничего не поняла!

Он остался невозмутим.

– Вы просто читали, фройляйн. А я думал и анализировал.

У меня упало сердце.

– И что же теперь? Вы их найдете и уничтожите? Эти партизанские отряды?

– А что мне прикажете делать? Ведь именно ваши соотечественники просят меня об этом!

– Не передергивайте! Вы просто пользуетесь их злобой, завистью и другими столь же низменными чувствами для того, чтобы разделаться с вашими врагами!

– Ну и что?

Он безразлично смотрел мне в лицо.

– Не я же изобрел войну, и все эти партизанские игры без правил. В чем, собственно, вы меня обвиняете?

– Ни в чем.

Я постаралась взять себя в руки и казаться такой же спокойной, как он.

– Я могу быть свободна, ваша светлость? Вы, кажется, сказали, что мы закончили?

– Идите.

Он слова склонился над разложенной на столе картой с пометками.

Я вышла в коридор, осторожно прикрыв за собой дверь.

Через два дня, в свой ближайший выходной, я отправилась прямиком в казино. К счастью, Таня оказалась на своем месте. Без долгих разговоров я отвела ее в уголок и рассказала все, что мне удалось узнать о партизанских отрядах в лесу. Таня долго смотрела на мое взволнованное лицо, о чем-то сосредоточенно раздумывая.

– Ты знаешь, – наконец сказала она, – я думаю, пришло время тебя кое с кем познакомить. Ты свободна сегодня вечером? Приходи сюда часам к шести. Не пожалеешь.

Так произошла моя первая встреча с Иваном, рабочим-механиком с ремонтного завода, который возглавлял штаб партизанского движения в Городе. В шесть часов вечера на каком-то чердаке одного из домов на окраине города собралось человек десять, среди них – всего лишь один более или менее взрослый человек, рабочий в серой вытертой куртке и промасленной кепке, от которого пахло смазкой и луком. Говорил он какую-то ерунду, хуже, чем ребенок – об организации взрыва дома коменданта, физическом истреблении немецких офицеров и в том же духе. Под конец мне стало казаться, что меня просто разыгрывают.

Но не тут-то было. Как только рабочий умолк, встала Таня, схватила меня за руку, заставила подняться и громко сказала, что я – наш человек, она за меня ручается, и, самое главное, я служу в доме у военного коменданта города, обергруппенфюрера барона фон Ротенбурга. Все переглянулись, а потом один парень громко сказал:

– Это очень хорошо, товарищ. Вторым в списках приговоренных, после коменданта, стоит барон Ротенбург.

Затем меня с пристрастием допросили: кто я, откуда, как попала в дом барона, желаю ли я помочь всем добрым и честным людям на свете. Памятуя три года в спецдетдоме для врагов народа, я была очень осторожной – моя бабка крепко успела вбить в мою временами очень легкомысленную голову, что всем этим комсомольцам и активистам нельзя говорить правду – в противном случае они воспользуются тобой, а потом вытрут об тебя ноги и выбросят. Я сказала им то же самое, что и барону – зовут меня Лизой Кружковой, мне 20 лет, в дом к барону фон Ротенбургу попала случайно, из барака доходяг за городом.

Упоминание о бараке смертников произвело известное впечатление – по крайней мере, все эти глупые вопросы прекратились. Меня похлопали по плечу, пожали руку, поздравили со вступлением в их братство и дали первое серьезное задание: не спускать с барона глаз, попытаться втереться к нему в доверие и наблюдать за ним денно и нощно, а именно, узнать все о его распорядке дня, о его привычках, выездах, попытаться ознакомиться с содержимым его письменного стола и, по возможности, подслушивать его разговоры с другими офицерами при закрытых дверях.

Словом, домой я вернулась поздно. Дверь мне, к удивлению, открыл сам барон.

– Нагулялась? – он загородил мне дорогу и смотрел в лицо холодными серо-стальными глазами. – Где ты была?

– Это мое личное дело, – пробормотала я, опомнившись от неожиданности.

– Где ты была? – резко повторил барон.

– В казино! – недолго думая, ляпнула я. – У меня там подруга работает.

– Может быть, друг? – сверкнул глазами барон.

Он посторонился, и я мышью шмыгнула мимо. Я недоумевала: неужели он догадался о тайном сборище на крыше?

Наутро следующего дня был выходной, и я разбирала гардероб фрау Ротенбург. Задумавшись о своих друзьях-подпольщиках, я возилась в гардеробной, примыкающей к комнате баронессы, раскладывая вещи и не обращая внимания на окружающую обстановку. Фрау Ротенбург, вероятно, забыла о моем присутствии, потому что вскоре я очнулась от раздумий от звука ее чрезвычайно раздраженного голоса, доносившегося из ее комнаты.