Аида Павлова - Нормально всё

– Ох, ну я и накидалась!

– Выпей еще, – смеется Ваня.

– Завтра на работу, – разумно отвечаю я.

– Да всем завтра на работу, кого это когда останавливало?

И я понимаю, что он прав. Заметно повеселевшие и вспотевшие, мы возвращаемся за столик, и я вижу, что Оля куда-то делась, как и парочка хипстеров, – сбежали в другое место или уехали домой, – это так и останется тайной, которую никому не интересно узнать. Стойкая Веруня с укором глядит на меня:

– Танцы в «Пропке»? Ты серьезно?

– Меня заставили, – говорю я.

А через двадцать минут и еще сорок грамм виски, мы вновь танцуем, и Веруня не отстает от нас, приплясывая рядом. Ваня тащит меня на улицу курить. Мы выходим без пальто и курток, и он протягивает мне сигарету.

– Не курю, – я качаю головой.

– Молодец, – закуривает бородач.

– Только не говори, что хочешь бросить. Сейчас все так говорят.

– Не скажу, я не хочу, – просто отвечает он и продолжает, – придется тебе сегодня целовать пепельницу.

Ваня хитро смотрит на меня и посмеивается, ждет реакцию. Я пожимаю плечами:

– Ну это лучше, чем целовать унитаз.

Он воспринимает мой ответ как согласие, и наклоняется ко мне для поцелуя, но я успеваю отойти на шаг назад, и бородач неловко отступается. Мы встречаемся взглядами, и я вижу, что он вовсе не злится, Ваня разводит руками:

– Пожалуй, мне стоит еще потренировать мой реверанс.

Мы смеемся, а потом возвращаемся в клуб. В гардеробе я замечаю Веруню, она забирает свое пальто.

– Домой?

– Да, пора уже.

– Мужчина твой переживает? – подначиваю я ее.

– Он всегда за меня переживает, – резко отвечает она.

– А ты ему в ответ: «А это не твое дело!», – пьяно смеюсь я.

– Фи, это не смешно! Терпеть не могу быть трезвой среди пьяных, – говорит Веруня.

Она пытается одеть пальто, но у нее ничего не выходит. Движения ее неточны, и она никак не может попасть рукой в нужный рукав. Я откровенно потешаюсь над ней. Наконец, мне весело и легко. Веруня злится, кидает пальто на пол и начинает топать его ногами. К нам подбегает охранник:

– Девушки, все скандалы – на улице. Не устраивайте здесь истерик!

– Кто истеричка? Ты хочешь сказать, что я – истеричка? – истерит Веруня.

Я забираю свой пуховик, быстро натягиваю его, хватаю с пола пальто Веруни и ее саму, извиняюсь перед охранником и выталкиваю подругу на улицу. Морозный ветер приятно бьет по лицу. Мне даже хочется немного протрезветь, чтобы можно было еще выпить. Веруня пьяна, ее шатает.

– Надо вызвать такси, – бормочет она.

– Не беспокойтесь, сейчас все будет! – за нашими спинами раздается голос Вани.

Он, Антон и еще два хипстера стоят позади нас. Антон говорит:

– У нас есть колеса.

– Только этого еще не хватало, наркоманы сраные, – громко ругается Веруня, – Катюх, валим отсюда!

Парни смеются, и Антон объясняет:

– Да не те колеса, а машина!

– И кто из нас поведет? – интересуюсь я.

– Конечно, самый бухой! – радостно отвечает Ваня и указывает на Веруню.

Она поднимает над головой кулак и показывает всем средний палец. Я поддерживаю Веруню за локоть:

– Нет, ребят, мы на такси.

Им явно не хочется нас отпускать, но на часах уже почти час ночи. Мы прощаемся, и Ваня говорит мне на ухо:

– Есть ли шанс, что мы увидимся опять?

– Пятьдесят на пятьдесят, – отвечаю я, – или увидимся, или нет.

Я загружаю полусонное тело Веруни в желтый автомобиль, и не успеваю услышать ответ бородача.

Сперва мы едем до дома Веруни, и я сдаю ее на руки высокому неулыбчивому типу – это и есть мужчина «не твое дело». Он кивает мне головой и подхватывает свою барышню под мышки, – его движения точны, и действует он, судя по всему, по давно отработанной схеме. Я замечаю, что дверь их подъезда заранее открыта, чтобы мужчине было удобнее втащить Веруню домой. А на кухне, наверное, Веруню уже ждет стакан воды с антипохмельной таблеткой. Может быть, это и есть любовь?

Через десять минут я оказываюсь дома. В голове нет никаких мыслей, я стаскиваю с себя одежду и валюсь на диван. Через четыре часа прозвонит будильник.

Меня гипнотизирует помятая жестяная банка из-под пива. Она катается туда-сюда по полупустому вагону метро, и я не могу оторвать от нее глаз. Блестящая, но при этом уже никому не нужная. От нее разносится вонь дешевого пива, и дама в укороченной дубленке брезгливо косится на пол. Она прячет свою недовольную рожу в кашемировый шарф нежно-лилового оттенка. Впрочем, эта расцветка ей категорически не идет, так как подчеркивает припухшие мешки под глазами. Я с презрением смотрю на даму. А хули ты хотела? Это метро, а не личный лимузин, тетя!

Банка подкатывается к ее замшевым сапогам, и дама аккуратно приподнимает свои ножки-батончики от грязного вагонного пола. Банка откатывается обратно. Я пристально слежу за ее путешествием, словно это не пустая жестянка, а невероятные приключения Федора Конюхова. Сегодня только вторник, а я уже устала.

Перед репетицией ко мне подходит Маша, она зачем-то зацепила солнечные очки. Ее бледные губы слегка дрожат.

– Куда ты делась вчера? – истерично спрашивает она.

– Да закрутилось все как-то, – уклончиво отвечаю я.

– Я на тебя рассчитывала! – почти кричит Маша, и на нас косятся коллеги из оркестра.

Я делаю круглые глаза:

– В каком плане?

Маша вдруг резко срывает с лица свои нелепые очки, и я вижу ее опухшие от вчерашней пьянки глаза:

– Что ты не допустишь вот этого!

– Ну, Машенька, ты же взрослая девочка, – примирительно говорю я, – я тебе не нянька.

– Знаю! Знаю! Но сегодня репетиция, а я совсем ничего не могу… – чуть не плача гундосит она.

Я тяжело вздыхаю:

– Тебе, милая моя, опохмелиться надо. Пивка дернуть, и жизнь сразу наладиться.

– Что? Прямо перед репетицией? – пораженно смотрит на меня Маша.

– А что? Одно пиво беды не сделает. Накатишь – сразу полегчает, – советую я от чистого сердца.

– А мы успеем? Ты ведь пойдешь со мной? – жалобно смотрит она на меня.

– Я пойду, так уж и быть. Но пить не буду, иначе меня понесет, а Игорь Алексеевич и так на меня зуб точит.

– Или письку дрочит, – хихикает Маша.

Я с удивлением смотрю на нее и невольно проникаюсь симпатией. А Машка-то умеет, оказывается, когда хочет!

Через пять минут мы уже в родном подвальном круглосуточном магазинчике, местной «алкашке». Еще только семь утра, и алкоголь, конечно же, нам не продадут. Но продавец Шавкат каждый раз оправдывает данное ему родителями имя и отпускает нам одну бутылку пива в долг. Деньги мы обещаем занести после репетиции. Шавкат улыбается и кивает головой. Он знает, мы не обманем.

Мы встаем неподалеку от входа в магазин, мимо быстрым шагом несутся к метро офисные клерки. Они не обращают на нас внимания, и я говорю Маше: