Михаил Буканов - Трёп. Пьесы

Ульянова: Ушёл, Ирод! У меня, аж, вся спина мокрая. И ниже! Да! Это не Троцкий. Тот только кудахчет, да народишко расточает. А этот просто волк матёрый. Входит, встать хочется, и во фрунт. Во силища.

Ленин блаженно улыбаясь и пуская слюни спит в кресле.

Гаснет свет. Затем высвечивается кабинет автора.

Вот сейчас это я лихо завернул, актуально. Надо как то к современности опять переходить. Брыня уже всё сказал. Теперь черёд Маяковского. Пущай поработает. Мужик, говорят, здоровый был. Не сломается!

Световой круг в центре. Электронный отсчёт времени.

Сотовый в роли Маяковского: Время! Начинаю про Ленина рассказ. Темень здесь как у Троцкого в жопе!

Карго в роли Когана-критика: Вы уже свету ему дайте. Свету ему! А то Лили Брик и ещё сумасшедшего множества баб мало. Загорается свет. Интерьер московской пивной того времени. За столиком Маяковский и Коган: Приятно видеть человека, который везде побывал, не исключая организм Троцкого!

Маяковский: Какой всё же ты местечковый. Весь из себя мещанский. Так и вижу, как ты под портретом Карлы-Марлы, за круглым столом с плюшевой скатертью и свисающим вниз абажуром, чай с купчихой кустодиевской кушаешь. А канарейка поёт, поет… Не видишь ты что ли, что пришла пора нам и на самого Ленина замахнуться? Снять его с пьедестала божества, восславить и представить самым человечным человеком. Даже сама смерть которого стала неслыханным величайшим революционным организатором. Ты прикинь, какая рождается фразочка: Призрак Коммунизма по Европе рыскал, yходил и вновь маячил в отдалении. По всему поэтому, в глуши Симбирска родился обыкновенный мальчик-Ленин! Ну, и далее в тему! Трам-тарам! Бабах! Сопли наперевес. Ура! И Пушкина туда же приплету! Чего ему, упокойнику, будет? Пускаu тоже в атаку идёт!

Коган: Пан официант! Кто же здесь подаёт? Мне пару пива, рыбца, сухарики и горошек мочёный. А моему визави стакан анисовой, ветчины с хреном и рульку! Ну, не может величайший поэт современности долго ждать. Да ещё и с похмелюги! Теперь к тебе, Володя! А кто ты такой, задам я тебе простой еврейский вопрос? Может ты Луначарский, Мудрейко, или Кудрейка? Или, даже, вся Политбюро? Авторитет у тебя подмоченный. Вспомни Политехнический, где ты выступал. Ты думаешь тот плюгавый, под рабочего паренька прикинутый фраер, был от себя? Который спросил, а где вы были в Гражданскую и почему в партию большевиков не вступили? Я таки-верю, был он от известной организации. И это, Володя, не Пролеткульт, а ОГПУ. То что ты с Бокием по бабам ходишь и водку пьёшь, ничего не решает. Вон и Лилька твоя чуть не по рукам пошла! А ты на Ленина замахнулся! Правда, время удачное, годовщина Октябрьская, но может так и так обернуться. И получится может: Я напротырку, хошь на Бега, а хошь в Бутырку. Везде без очереди я. И первым. А за мной друзья!

Маяковский: Не каркай! Кто убогого обидит, трёх дней не проживёт. Это я про себя! Ты лучше скажи про начало поэмы о Ленине.

Коган: И скажу. Четыре фразы всего, а над тобой одна половина человечества смеяться будет, а другая примется тебя превозносить. Которые строй не любят, за формализм с модернизмом поедом-поедят. А которые в агитках нуждаются, те превознесут, но, нет гарантии, что только после смерти! Распнут, так сказать, во весь рост Агитатора, Горлана, Главаря! И не на кресте, как собаку бешеную – на воротах. Володя! Ты ведь не своё на себя берёшь. Я же тебя знаю. Милый, интеллигентный юноша, из хорошей семьи, не без образования. Поэт очень даже талантливый и потому перед толпой беззащитный. А ты поставил себя не только впереди, но, одновременно, и поперёк локомотива истории. Теперь конкретно о начале поэмы. Призрак Коммунизма по Европе рыскал, уходил и вновь маячил в отдалении. Володя! Закручено лихо. Сразу внимание привлекает, но, это не есть стихи. Не поэзия это. Я понимаю, что ты тут с Манифестом полемизируешь, или перекликаешься. Это как тебе удобнее. Но, там это вводная к объяснению появления сатрапских режимов и характеристикам руководителей политики многих европейских государств. А у тебя что? Единственно, что ты связываешь с появлением коммунистической идеологии, так это рождение в российской глубинке одного ребёнка! Согласись, версия очень смешная, но, и малоправдоподобная. Даже как поэтическая вольность! У нас в Могилёве говорили» «Мастер Пепка делает крепко». А ты творишь по заказу и на время! Не с твоим талантом бы это делать! Не зарывай талант в землю, а то Хозяин (показывает вверх) тебя же и отлупит.

К столику подходит Брыня в костюме рыжего клоуна.

Брыня: Господа хорошие! Скажите, а как вы относитесь к проблеме освобождения народов юга Африки от ига, наброшенного английским империализмом? Зулусоудушающим образом!

Коган: Чего? Куда наброшенным?

Брыня: Жонглирует взятыми со стола предметами. Прошу извинить, я случайно ухватил самую суть вашего разговора. О жопе Троцкого! В которой друг ваш побывал, пока в сознаньи был провал. Хер – не из стали коленвал, его гнетёт девятый вал! Который в жопе побывал! Шутливые стихи. Репертуар мой, слова народные.

Маяковский: Друг мой! Я очень и очень болен. С головой полный беспорядок. Не могли бы вы сообщит о всей сумме ваших к нам претензий, а потом, не соблаговолите ли вы пойти к чёртовой матери. Нет! Постойте! У меня вдруг ваше безумие вызвало вдохновение. Читает: Нет, Есенин! Это не насмешка! В горле горе комом, не смешок. Даже если целью перебежки опрокинутый ночной горшок! Тьфу! Ты, рыжий, меня заразил.

Коган: А вот я вижу существо, которое нам в целях опохмелки и пригодится может. К столику подходит цыганка.

Цыганка: (это Нинель) Гадаю по рукам, на кофейной гуще, картах Таро! Гуща и Таро свои. У меня нету.

Клоун: Так я присяду. Прошу извинить, заказать что-то я и сам могу. Просто предмет вашей учёной беседы так потряс моё воображение, я не выдержал и вмешался. У меня раз знакомая говорящая собака была, так всё в дурака выигрывала. Даже и татуировка есть. «Нет в цирковой жизни счастья». А учёные разговоры я уж очень люблю. Половой! Три полпива, огурец слабозелёного цвета. К моим волосам очень пойдёт! И связку баранок. Я её с собой возьму, в цирке зрителям прямо с арены продавать буду. НЭП высмеивая!

Коган: Господа! Предлагаю принять наше сборище за данность. Я, по сути своей, литературный критик. Вот перед вами поэт. Может и великий. Но, несомненно, с большой при****ью! Вдумайтесь, чего он про меня, своего друга и толкователя его мутных стишков, написал! «Что бы разбежался встречных пиками усов калеча Коган»! И это про меня. На такие стихи только поплевать и забыть, a их будут в школах проходить. Вузах! И назовёт меня всяк встречный нам язык! Гонителем гениального поэта, при чём, в силу моей еврейской зловещей сущности. Теперь ты, рыжик! Соври чего. Не из области политики. Там и без тебя клоунов выше крыши!