Виктор Голков - Правдивая история страны хламов. Сказка-антиутопия

Перед рассветом пурга поутихла. Из-под низких облаков выбралась надкусанная луна. На снегу, подсиненном ее сиянием, замигали огоньки, которые перемигивались с далекими лампочками звезд, и если бы не черный квадрат на голубом фоне, залитом лунным светом, то могло бы показаться, что никогда и не было на свете такой страны, как Хламия.

Ранняя зима и спячка помешали неутомимому диктатору Смоку Калывоку осуществить все задуманное им по части коренного обновления Хламии.

В бывшем Нескучном саду уцелели три дерева, под кронами которых тихо стрекотало несколько полуживых кузнечиков. В Пруду плескались шустрые головастики – потомство последней, не съеденной строителями канала, лягушки. Западная стена Высокого квадратного забора так и не была перекрашена.

Зато канал силами бывшей богемы был целиком прокопан, хотя воду в него так и не пустили.

Именно способностью хламов впадать в зимнюю спячку историки позднее объяснили тот факт, что они вообще сохранились как разновидность, и так называемая Новая жизнь, про приход которой начали уже всерьез поговаривать, так и не наступила.

Проснувшись, хламы узнали про Возрождение, начатое мало кому известными до этого “подвижниками” во главе с Хитером Смитером. “Таким образом, мы стоим на пороге Возрождения!” – торжественно говорили они, обрадованные возможностью разговаривать, почти утраченной во время кровавого правления Смока Калывока. “Ах, как это романтично – Возрождение”, – шептали хламки, смакуя полузабытое слово “романтично” и озирались: а вдруг их истолкуют не так, как следует?

Благодаря Возрождению был посмертно реабилитирован и возвращен в число граждан гений страдания и последний романтик Гицаль Волонтай, а также художник Крутель Мантель: именно они перекорчевали едва ли не половину Нескучного сада. Реабилитировали без права гражданства бывшую аристократку Гортензию Набиванку. И бывший народный писатель Свинтарей получил возможность вернуться домой и заняться творчеством, хотя этому сильно препятствовали застарелое несварение желудка и хронический насморк, заработанные им на строительстве канала. И иностранец Шампанский, запаковавший было свои чемоданы, остался в Хламии.

Смок Калывок, как уже упоминалось, был свергнут подвижниками во главе с Хитером Смитером. Точнее говоря, никто Смока Калывока не свергал: перед тем, как впасть в зимнюю спячку, он, опасаясь врагов и претендентов, приказал завернуть себя в дюжину ватных одеял и положить в саркофаг из гипсолитовых плит. Когда же мусорщики из особой охраны повелителя взломали саркофаг и развернули одно за другим ватные одеяла, то выяснилось, что их повелитель бесследно исчез, оставив на память о себе одни только блестящие черные очки. В связи с тем, что правдоподобных объяснений этому удивительному исчезновению так и не нашлось, ответственность за исключительное происшествие взяла на себя единственная разрешенная в стране подпольная организация подвижников. С этого момента Хитер Смитер вышел из подполья, а все тайные явки организации были закрыты.

В прошлом Хитер Смитер был посредственным поэтом, так и не получившим признания. Разочаровавшись в писательстве, он решил, что его истинное призвание ~ борьба за свободу и независимость хламского народа. Причем главным пунктом его программы было требование позволить ему всенародно взойти на трибуну в черном камзоле. Кроме того, он настаивал на необходимости перекрасить Высокий квадратный забор в зеленый цвет и засыпать силами мусорщиков канал, соединяющий Пруд с самим собой.

Именно в тот момент, когда Хитер Смитер сделался политиком, диктатор Смок, несмотря на закон, согласно которому все граждане Хламии объявлялись потенциальными врагами Хламии, – начал ощущать острый дефицит той силы, которой он мог бы объявить решительную и непримиримую войну. Поэтому ясно, что за предложение Хитера Смитера о создании подпольной организации по борьбе с существующим режимом Смок Калывок с радостью ухватился. После чего были выбраны два мусорщика для строительства подполья под полом дома Хитера Смитера, а также утвержден состав подпольного комитета, члены которого принимались на работу и получали зарплату в одном из филиалов Дворца Повелителей. Там же, под домом Хитера, разместили типографию, издававшую подпольную газету “Возрождение”, каждый номер которой редактировался лично Смоком Калывоком.

Узнав, что повелитель страны куда-то бесследно исчез, Хитер Смитер вышел из подполья. Причем глаза его настолько отвыкли от дневного света, что он был вынужден надеть черные очки пропавшего. В этих очках он стал так похож на Смока Калывока, что с первого взгляда можно было подумать, будто Смок вовсе никуда и не исчезал. И только хрустящий камзол, сшитый из шкуры последней выловленной в пруду лягушки и немедленно надетый им, отвращал от этой ошибочной мысли.

Таким образом, очнувшись от зимней спячки, жители местечка узнали, что они стоят на пороге Возрождения. Причесав всклокоченные волосы и старательно вычистив обувь, хламы все как один вышли на Площадь. И все как один были в сиреневых шароварах, ибо какой будет их новая одежда, еще никто точно не знал. Под порывами весеннего ветерка широкие шаровары хламов пузырились и начинали хлопать, как паруса. Вот почему в тот день по всей стране было слышно беспрестанное дробное похлопывание. Однако, несмотря на весь этот праздничный кавардак, настроение у хламов было двояким: с одной стороны, они были довольны, что осточертевший всем образ жизни навеки уничтожен; с другой – было обидно, что такое значительное событие, как Возрождение, началось во время зимней спячки.

Причем большинство хламов винило в этом Хитера Смитера и подвижников, не пожелавших своевременно разбудить их. По этому случаю бывшие богемовцы, считавшие себя более талантливыми, чем новый повелитель Хламии, обменивались саркастическими улыбками, не осмеливаясь, однако, сказать вслух то, о чем они думали.

Когда Хитер Смитер взошел на трибуну, то на некоторое время хруст его камзола заглушил похлопывание многих сотен сиреневых шаровар.

“Ах, это похрустывание напоминает шорох крыльев бабочек, разбуженных весенним теплом”, – сошлись во мнении пораженные хламки. И только бывшая аристократка Гортензия Набиванка, недавно вернувшаяся со строительства канала, навела на повелителя неизвестно откуда добытый лорнет и, перекинув сигарету из правого угла рта в левый, пробасила хриплым голосом: “К такому в бригаду я не пошла бы”. После чего смачно сплюнула на начищенный штиблет Шампанского. Иностранец при этом невольно отодвинулся от нее и рукой, засунутой в карман, потрогал свой заграничный паспорт.